Ионэль подняла голову, глядя вслед дракону, улетавшем в сторону Арсиса. Сархзарр… Его она хорошо знала. Когда-то любовалась у полетной башни его величественным и грозным видном. Теперь эльфийку не интересовали даже драконы. Кто-то прежде говорил, будто в груди Ионэль бьется сердце дракона. Ей были приятны такие слова, она даже верила, что это на самом деле так. Но теперь, в ее груди уже нет никакого сердца, потому что его разбил Райс. Вместе с этим Тетива Ночи поняла: в этом мире лучше жить вообще без сердца.

А следом Тетиве Ночи пришла еще одна страшная и безумная мысль: отвернуться от эльфийских богов и обратиться к Калифе. Припасть к ее темному алтарю и просить, чтобы нубейская богиня приняла ее в свою свиту, дала вместо сердца кусочек льда. Если Яркус стал тем, кого они раньше вдвоем ненавидели и на кого охотились, то почему бы ей не стать подобной ему? Пожалуй, лучше вампиршей, чтобы пить кровь ненавистных мужчин и мучить их тем, что они называли любовью. Увы, для эльфийки это очень сложно: эльфы редко перерождаться в оборотней или вампиров, но случается и такое.

– Может не поедем? – прервал ее мысли вернувшийся Яркус. – Вернем задаток этому барону, а завтра вместе пойдем к Райсу на тренировку. Я еще раз поговорю с ним. И ты поговори. Прости его – тебе же самой от этого станет легче. Райс, он неплохой, просто слишком молодой и ветреный. Хотя, ты же знаешь, большинство мужчин такие. Им всегда мало одной.

Иона молчала, водя пальцем по Эроку. В ней начал просыпаться страх. Он пришел откуда-то из живота, поднялся к груди и захватил сердце. В лапах этого страха оно забилось словно пойманная птица. Тетива Ночи всерьез испугалась, что она сейчас заплачет, разревется при всех как девчонка. А потом, размазывая слезы, сдаться и ответит Яркусу: «Хорошо. Не поедем. Завтра вместе пойдем к Райсу». Но если бы она сказала это, то перестала бы себя уважать. Ведь она – воин душой. Уж если на то пошло, то лучше преклониться перед алтарем Калифы, чем перед Райсом.

– Нет, – сказала Ионэль. – Мы должны поехать. Нас ждет славная охота! И я же должна испытать свой      новый лук, – эльфийка покосилась на Феналир, лежавший на траве вместе с ее вещами. Это имя она дала ему сама, как только увидела в оружейной лавке Алатерина.

В небе раздался рев дракона. Затем еще один драконий крик необычно громкий, такой, что замерло сердце. Гирхзелл подлетал к полетной башне. Снова он вел себя странно.

Как обычно, Флэйрин проспала весь день. Она не понимала глупой привычки Зейрона и некоторых других братьев и сестер клана выходить на прогулки днем, тем более разгуливать при солнечном свете по городу. Солнце для Флэй было явлением неприятным. Хотя, старуха Карлен говорила, мол, это дело привычки. Наверное, ей виднее за шестью веками жизни. Только вряд ли из этих долгих столетий она провела под солнцем хоть с десяток дней.

Не спеша подняться с кровати, Флэй еще некоторое время лежала, прикрыв глаза и вспоминая ушедший сон. В отличие от людей вампиры хорошо помнят сны – ничуть не хуже, чем события, произошедшие в обычной реальности. В новом сне снова был Райс. Он снился уже третий или четвертый день подряд. Слишком часто мысли возвращались к этому магу. И Флэйрин подумывала: она все-таки не права, что не вняла его просьбе – ушла из «Ока Ворона». Искушение получить Райса с тех пор лишь выросло. Он стал для нее точно редкий зверь для искушенной охотницы, добыть которого становится важнейшей целью. Если бы сейчас явилась в спальню Калифа и, сияя огненным взором, спросила: «Чего желаешь, ты, дитя Ночи?», то Флэй не задумываясь ответила: «Сердце мага Райсмара Ирринда! Хочу, чтобы он влюбился в меня! Влюбился так, чтобы думать не мог ни об одной другой женщине! Хочу, чтобы он пришел ко мне, упал в ноги и просил меня о любви!».