Леон, пригнувшись к шее коня и взяв наперевес короткое копье, устремился за ним.

– Господи, ну и уродина! А здоровый! Какие клыки! Дядя, он наш!

Кобылка полковника шла легко, быстро приближаясь к добыче, гнедой мерин Леона отставал на полкорпуса. Бородавочник, заслышав стук копыт, остановился и оглянулся. Секунду зверь таращился на несущихся во весь опор лошадей, потом развернулся и, взбивая в пыль иссушенную землю, помчался через равнину. Впрочем на победу в состязании на скорость ему рассчитывать не приходилось.

Догнав бородавочника, полковник нацелил копье на «лысый» участок серой кожи между бугристыми лопатками животного.

– Коли его, Двухпенсовик!

В порыве азарта с языка сорвалось имя, эксклюзивное право на использование которого принадлежало тете Шафран. Полковник, правда, то ли не услышал, то ли не обратил внимания – во всяком случае, виду не подал. Выбрав момент, он нанес удар, и копье устремилось к цели – холке кабана. Однако в последний момент зверь метнулся в сторону и проскочил между передними ногами лошади. Ни порода, ни привычка гоняться за скачущим по площадке мячом в данном случае не помогли – среагировать на маневр бородавочника кобыла не успела и пролетела мимо. Наконечник копья скользнул по толстой шкуре, лишь слегка ее оцарапав. Пенрод рванул уздечку, заворачивая лошади голову, и она вздыбилась, закусив удила, пуча шальные глаза.

– Давай, милая! Поднажми! Ну же, пошла! – увещевал Пенрод, трогая бока сточенными шпорами.

Кобыла развернулась, готовая продолжить погоню, и тут прямо перед ней промчался Леон. Его скакун несся за кабаном как привязанный, в точности повторяя все отчаянные маневры. Дичь и охотник пошли по кругу. Пенрод рассмеялся.

– Не отпускай! Да следи за клыками – он едва тебя не достал!

Бородавочник, повернув назад, оказался с левой, неудобной для охотника, стороны и уже почти достиг спасительных кустов, тех самых, из которых опрометчиво вылез пару минут назад, но Леон, привстав на стременах, ловко перебросил копье из правой руки в левую и рассчитанным ударом во гнал наконечник между лопатками зверя. Мерин пролетел над сраженным зверем, и лейтенант выпустил копье, чтобы не потянуть запястье. Стальной наконечник и два фута древка блестели от свежей крови. Раненный в сердце, кабан завизжал. Передние ноги подогнулись, и зверь упал мордой в землю, потом перевалился на бок, взбрыкнул задними ногами и замер.

– Отличная работа, сэр! Идеальный удар! – Пенрод подъехал к племяннику и натянул поводья. Оба рассмеялись. – Как это ты назвал меня минуту назад?

– Прошу прощения, дядя. Я не нарочно. Вырвалось.

– Вырвалось? Ну так засунь обратно, негодник. Неудивительно, что Лягушонок Снелл так на тебя взъелся. Сказать по правде, в глубине души я его понимаю. И даже сочувствую.

– Уф, в горле пересохло. Как насчет чашечки чаю, сэр? – предложил Леон, уводя разговор от неловкой темы.

Увидев, что охота закончилась, Ишмаэль отогнал повозку в тень и разводил костер.

– Это меньшее, что ты можешь сделать, чтобы загладить вину, – проворчал Пенрод. – Двухпенсовик! Надо же! И куда только катится нынешняя молодежь?

Спешились. Чайник уже кипел.

– Три ложечки сахару, Ишмаэль, и парочку твоих имбирных пирожков, – распорядился полковник, опускаясь на складной стул.

– Простите, эфенди, но вашей достопочтенной супруге это не понравится.

– Моя почтенная супруга в Каире, так что с нами ее не будет, – напомнил Пенрод, протягивая руку к тарелке с пирожками, которую уже поставил на складной стол проворный слуга. Откусив, он с удовольствием прожевал, отхлебнул чаю и пригладил усы. – И чем ты собираешься заниматься, если уйдешь в отставку и не поедешь в Индию?