Один небольшой толчок, и его будет достаточно, чтобы отправить Дэвида по неверному пути. Зачем ему примирять себя с недостатками викинга, если она может сделать все вместо него?

Ее предка звали Эстен, и она пыталась выяснить о нем все, что могла, покуда он еще за стеной. Она чувствовала его любовь к жене и детям, чувствовала, как он гордится своей землей, урожаями и скотом, и благодаря этому она позволила себе наблюдать, как он работает рядом с Эрном Датчанином, и игнорировала свою злобу изо всех сил. Она смотрела, как двое мужчин, потея и смеясь, в летний день стригут овец. Шерсть налипла на руки и забилась им в нос, она даже попала в их обед, когда они вместе ели один и тот же сыр с ячменным хлебом. Рабство могло быть сколь угодно несправедливой и неправильной вещью, но, по крайней мере, Эстен не был жесток. Наверное, этого для Грейс было достаточно, чтобы позволить ему войти.

Хоть и с осторожностью, она все же открыла двери своего разума, и Эстен зашел и воцарился внутри словно скала, нагретая солнцем. Подпустив его ближе, Грейс поняла, что не может и не будет оправдывать его, но этого и не требовалось. Ей нужно было лишь принять тот факт, что таким был ее предок, а не бороться с этим осознанием, чтобы синхронизация состоялась.

– Так лучше, – сказала Виктория. – Отличная работа. Продолжай в том же духе, делай то, что делаешь.

Эта женщина никакого понятия не имела, о чем именно она просила Грейс и просила Дэвида. Может, Виктория теперь и знала о том, насколько это может быть трудно, но она не могла этого ощутить во всей полноте. И Монро не мог этого понять, когда отправил их переживать преступления нью-йоркских мятежников. И им не нужно было знать, зачем Грейс это все делала. Она делала это не ради них.

– Почти получилось.


Грейс позволила Эстену обосноваться в сознании, как будто оно было его фермой, и наконец ощутила полную синхронизацию с его воспоминаниями.


В мужчине с посохом, приближавшемся к дому, Эстен узнал соседа Олофа, чьи земли и пастбища граничили с его собственными владениями. С ним у Эстена никогда не бывало разногласий. Посох в руках соседа оказался Карающим Жезлом, при виде которого Эстен вздохнул, почувствовав тяжесть в руках. Его сын Торгильс выглянул из-за коровника.


– Отец? – позвал он.

– Иди в дом, скажи матери, что у нас гости.


Торгильс сделал, что ему велели, а Эстен остался ждать снаружи, пока Олоф не подошел достаточно близко для приветствия.


– Хотел бы я прийти к тебе с хорошими вестями.

– Ты пришел, чтобы позвать меня на тинг? – спросил Эстен, хотя сам уже все понял, взглянув на Карающий Жезл.


Олоф помотал головой.

– Собирают ледунг. Эрик зовет нас не на совет, а на войну.

– С кем?

– Со Стирбьорном.


Эстен кивнул, он не удивился. Много лет назад, после смерти отца Стирбьорна, тинг по совету лагмана решил, что дядя Стирбьорна, Эрик, будет править от лица племянника, пока тот не войдет в соответствующий возраст. Это решение разозлило молодого принца, и он, разъяренный, словно буря, покинул страну. Эстен жалел тех, кто мог оказаться на пути у этого урагана, где бы он ни обрушился на землю. Теперь, похоже, ревущий вихрь вернулся домой, значит, грядет расплата.

– Пойдем внутрь, – позвал Эстен, – поешь с нами.

Помотав головой, Олоф вручил Эстену посох.

– Для меня было бы честью принять твое приглашение, но время поджимает. Мне нужно самому собраться.

Эстен кивнул, приняв тяжелое известие. Посох был длинным узловатым дубовым суком, одна его сторона была обуглена, другая перевязана веревкой.