Проды три раза в неделю: Вт, Ср, Пт.

Ну что же, поехали!

Всегда ваша,

Айлин Лин.

– Это что за?.. – выругался дедушка, нахмурив седые брови.

– Чудеса! – покачала головой мама, с каким-то азартом чуть отодвинув меня от окна. – Ох, гляньте! – воскликнула она, тыча пальцем куда-то в конец нашего дома.

И мы посмотрели. Шок пережитого сменили иные, не менее сильные чувства: неверие и страх, смешанные со священным ужасом – наша пятиэтажка стояла перпендикулярно обрыву.

– Как же ж это возможно, а?! Пусть отсюда толком не видно, но… Так, дети, надо выходить наружу, – решил деда и, развернувшись, собрался было покинуть комнату.

– Кажется, первый подъезд отломился? – прошептала я, с ужасом пытаясь понять, что же произошло.

– Да, – хмуро откликнулся дедуля. – Айда, девчата, глянем, что там случилось. Я токмо своего Ижика прихвачу.

Ижиком он называл свою охотничью двустволку ИЖ-27. Много лет назад дедушка оформил на ружьё лицензию, как положено по закону, и с тех пор хранил своё сокровище у нас дома в отдельном железном шкафу с надёжным замком. В последнее время дедушка пользовался ею (двустволкой) нечасто, всё говорил, что здоровье уже не то, шастать по лесам в поисках дичи. Но за двустволкой следил: смазывал стволы, проверял механизм, да и просто изредка доставал полюбоваться.

Через десять минут мы вышли из квартиры. Мама закрыла дверь на ключ. Откуда-то сверху послышался истошный кошачий мяв, видимо, в одной из квартир остался запертым чей-то питомец.

На площадке третьего этажа мы встретили соседей: супругов Михайловых – тётю Ларису и дядю Славу, и Петра Семёновича с четвёртого. Тётя Лара нервно теребила в руках смартфон, пытаясь поймать сеть.

– Как вы? – тут же начались расспросы, все ли целы, никто не пострадал? Делясь впечатлениями о пережитом, двинули вниз по лестнице. Через разбитые окна в подъезд проникал влажный тропический воздух, наполненный незнакомыми ароматами: сладковатыми, пряными, чуждыми нашему привычному миру. От этих запахов слегка кружилась голова. Где-то вдалеке раздавались крики обезьян и пение диковинных птиц.

– Страшно, ой как страшно, – под нос пробормотала тётя Лариса, цепляясь за супруга, тот сжал её руку в успокаивающем жесте и что-то шепнул.

– Ой! Я, кажется, плиту не выключила! – вдруг всплеснула руками она, но муж успокоил:

– Пусть так, электричества всё равно нет.

Когда мы вышли из дома и прошли вперёд, то увидели страшную и одновременно странную картину.

Отсутствовал первый подъезд.

Он исчез, словно его никогда и не было.

Срез был идеально ровным, будто какая-то неведомая сила отделила одну часть здания от другой бензопилой. Там, где ещё вчера находились квартиры наших соседей, теперь зияла чудовищная рана: оголённые перекрытия, обрывки обоев, торчащая арматура. Уцелевшая часть дома стояла прочно, но этот обрубок вызывал оторопь.

– Боже… – прошептала мама, прижав ладони ко рту.

Я машинально сделала шаг вперёд, затем ещё один, в итоге чуть ли не бегом добралась до обрыва. Резко притормозила. От края разлома поднимались странные потоки тёплого воздуха, принося с собой металлический привкус и едва уловимый гул, похожий на далёкое биение огромного сердца.

Чуть в стороне от меня собралась небольшая группа людей.

Не вслушиваясь в их эмоциональную беседу, я посмотрела вниз.

Там, приблизительно в тридцати метрах под нами, среди кусков бетона и исковерканной мебели, виднелись… Я сглотнула комок, вставший в горле. Два тела лежали, неестественно вывернув конечности. Одно навзничь, второе скрюченное, будто человек пытался от чего-то защититься в последний момент. Красные пятна на светлой футболке одного из погибших резко контрастировали с серостью камня и зелени вокруг. Разбитый шкаф, детская кроватка, раздавленный телевизор… Осколки чьих-то жизней усеяли склон в виде обломков стен и перекрытий.