Собрался, завязал в лоскут несколько медных монет и потопал. Каким-то чудом выбрался с болота, не поскользнувшись и не плюхнувшись в грязь, дальше огляделся – кругом тишина и спокойствие. Ни охотники на воров не караулят, ни третий ухарь в засаде не поджидает. Всё как обычно, никому до меня никакого дела нет.

На лбу выступила испарина, но взял себя в руки и зашагал к Чёрному мосту. Точнее – похромал. Пока дошёл, окончательно взмок. Да ещё там угораздило наткнуться на босяков из ватаги Черепка. Даже не заметил, как троица пацанов нагнала и охватила полукольцом.

– Худой, да ты теперь ещё и хромой! – многозначительно выдал пристроившийся сбоку чернявый Угорь.

Своё прозвище паренёк оправдывал на все сто – более скользкого типа на Заречной стороне было ещё поискать! – и ничего хорошего мне эта встреча не сулила. Хромота – это слабость. Слабых бьют.

Но тревоги я не выказал и не остановился, так и продолжил потихоньку хромать. Лишь глянул свысока да презрительно фыркнул.

– Не слышал, что ли? Я о месте на паперти с монахами столковался! Колченогого изображать буду.

– Врёшь! – охнул Угорь, округлив глаза.

Ну ещё бы! Место денежное, наших побирушек туда сроду не пускали, и вдруг я пробился! Как так?

– Забьёмся на алтын? – предложил я.

– Ты, Серый, куда угодно без мыла пролезешь, – пробурчал паренёк, пристроившийся ко мне с другого бока. – С тобой об заклад биться, себя не уважать!

А вот Угорь засомневался.

– А тут чего хромаешь? На кой заранее?

– Я вам балаганный фигляр, что ли? Мне со старшим тамошним сейчас договариваться, вот камушек в ботинок заранее и подложил.

– А ты как вообще с ним столковался?

Я ничего выдумывать не стал и пожал плечами.

– Это всё Лука. Лука у нас голова!

Парни переглянулись и отстали. Я поначалу ещё косился на них будто невзначай, а потом и думать забыл, поскольку считать ворон на оживлённой улице совершенно точно не стоило. Не хромоножке вроде меня – так уж точно. Если просто на прохожего наткнусь, не успев дорогу уступить, это ещё полбеды, но могу ведь и под колёса лихача-извозчика угодить. Или верховой стопчет, что ничуть не лучше.

А ещё – третий ухарь. Несмотря ни на что его опасался больше всего.

Когда слева потянулась высоченная каменная ограда монастырского квартала, а впереди выросла тёмная громада церкви Серых святых, и вовсе нервишки пошаливать начали. Здесь до клуба «Под сенью огнедрева» рукой подать, как бы на старых знакомых не нарваться. Понятно, что помощнику квартального надзирателя на чужой земле делать нечего, но раз в год и палка стреляет. Опять же тутошние побирушки – те ещё злобные твари, да и в наблюдательности им не откажешь. Могут и припомнить, даром что сегодня без короба и совсем в другой одёжке в их владения заявился. А припомнят – донесут.

Кучковалась эта публика преимущественно на монастырской стороне улицы, и я усиленно воротил от них нос, делая вид, будто разглядываю лавки на первых этажах домов напротив.

– Новое поступление заморских товаров! – крикнул мне мальчишка-зазывала. – Специи, пряности, табак! Кофе и лучший в городе чай!

Чудак! Ну какой мне ещё чай? Особенно лучший в городе? У меня и на разбодяженный сушёной морковкой денег нет.

На паперти церкви Серых святых было не протолкнуться от нищих, и туда я не пошёл, вместо этого свернул к монастырским воротам, но не тут-то было.

– Куда прёшь?! – заступил на дорогу один из собиравших пожертвования монашков и вдруг как-то очень уж жёстко взял под локоток. – Ну-ка, стой!

– В госпиталь мне! – пояснил я и попытался высвободить руку, но безуспешно.