– А где же исправления, которые вносила автор? Где мои тексты? Где новые иллюстрации?

– Какие исправления? Ты в своем уме? Ты ведущий редактор, ты отвечаешь за этот тираж! Что ты сдала, то мы и напечатали!

Я киваю, рывком отодвигаю от стола свое кресло на колесиках и усаживаюсь. Я очень зла, но при этом мне все равно. Я даже не удостаиваю Ворону ответом. Да, мы договаривались, что Ворона проследит за переделкой макета. Я сделала все, что обещала, а она меня подставила, обманула, испортила важный тираж.  Снова листаю книжку, заглядываю в выходные данные. Выпускающий редактор Наталья Лирник. На этот раз Ворона не указала своего имени – не захотела быть причастной к хорошо подготовленному провалу.

– Этот тираж можно оспорить у типографии? – спрашиваю я, хотя знаю ответ заранее.

– На каком основании? Это ошибка редактора, то есть твоя, – сверкает очками Ворона. – Все под нож. Несколько миллионов рублей.

– Понятно, – я снова киваю, снимаю коробку с книгами со своего стола, ставлю ее на пол и неспешно начинаю обычную процедуру: запустить комп, ввести пароль, ткнуть пальцем в землю в цветочном горшке (снова полито, надо же), открыть блокнот с записью дел на сегодня.

Ворона смотрит на меня в полном недоумении. Где попытки оправдаться, где поиски вариантов действий? Я просто молчу и занимаюсь своими делами.

«Наташ, привет, это Женя Журкова! Когда будет удобно созвониться по поводу прописки?» – всплывает смс на экране телефона.

«Вечером нормально? Часов в 19?» – быстро набираю ответ, не обращая внимания на начальницу.

Ворона встает с оскорбленным видом и, прихватив экземпляр злополучной книжки, удаляется в направлении отдела маркетинга.

***

Как в течение одного дня можно столько всего приобрести и столько потерять? С утра у меня была работа, диагноз и полная неопределенность с лечением. К вечеру работы уже не было, зато с раком все, кажется, определилось. Кречетов ответил на смс («Приезжайте завтра к двум в Волынскую больницу»), а вечером позвонила Женя Журкова и оказалось, что даже московскую прописку сделать – не проблема.

– Наташ, я тебя умоляю, – решительно отметает она мои сомнения. – Это совершенно нормально, помогать в такой ситуации. Я могу прописать к себе, но это далеко на юго-западе. А тебе будет удобнее быть на учете там, где ты снимаешь сейчас. Тем более, в Северном округе отличный онкодиспансер. И там живет моя подруга, она тебя к себе пропишет без проблем.

Глубокий, не соответствующий тонкой Жениной фигурке голос звучит так уверенно, что я чуть не реву от облегчения. Но спохватываюсь: «Кому я тут буду рыдать? Неудобно же». И говорю в трубку:

– Жень, я правда не знаю, как благодарить. Наверно, будет правильно что-то заплатить за прописку?

– Наташ, пожалуйста, не сходи с ума, – отвечает решительная Женя. – Деньги тебе еще понадобятся. Сейчас я договорюсь с Надей и еще дам тебе контакт Ирины, она пару лет назад лечилась от рака груди, поговоришь с ней.

Ситуация все больше напоминает работу над проектом: понятные задачи, сроки, ответственные исполнители. Это успокаивает. В конце концов, не первое испытание в жизни. Разных слонов мы по кусочкам едали – глядишь, и с этим справимся. В дальнюю перспективу я не заглядываю. Все равно через пару месяцев помирать. Но эти два месяца я проведу в понятном и привычном модусе: буду планировать и исполнять. Планировать и исполнять.

Я вдруг понимаю, в каком адском напряжении застыло все тело – от пальцев ног до нахмуренных бровей. Глубоко вдыхаю, длинно выдыхаю, пытаясь выпустить изнутри страх и отчаяние. Мышцы расслабляются, но черная бездна внутри не меняется: она так же глубока и молчалива. Наверно, хорошо бы заплакать. Но я давно разучилась, и сейчас не получается. Машинально умываюсь и падаю в сон, как в могилу. Сережа уже в Перми, и он не звонит.