— Влад… иди ко мне.

Кто из мужчин, услышав от любимой женщины подобное, сможет ей возразить? Буря, обрушившаяся Насте на губы, была ей ответом. Какой он огромный! Разделся, как ей показалось, одним лишь тягучим движением и шагнул в душ, разом заполнив собой все пространство у зеркала. Настя взглянула на их отражение и замерла. Картина перед глазами ее предстала умопомрачительная: на фоне огромного, восхитительно-мускулистого и волосатого (ей и это в нем нравилось!), возбужденного невероятно мужчины стояла она. Копна медных волос, молочно-белая кожа, тонкий профиль женственных линий. Она выглядела гибкой березкой в осенней листве на фоне мшистой горы. И Беринг тоже замер, вглядываясь в этот пейзаж.

Медленно проводя руками по плавным контурам тела жены, он смотрел из-за ее плеча на происходящее чудо. На пробуждение женщины в мужских руках, таких нежных, надежных, желанных. Большие и крепкие его ладони двигались по белой коже, разгоняя печали и страхи. Тугое темное тело у нее за спиной вздрагивало напряженно.

Настя сделала шаг вперед, отодвигаясь.

— Дразнишь? — угрожающе-низко прозвучало за спиной.

— Ты же хищник у нас? — улыбнулась, не открывая взгляда, и чуть не подпрыгнула, ощутив между ног неожиданное вторжение пальцев. Откровенное, быстрое.

— Ты точно не жертва, — другая рука надавила на поясницу, — я хочу тебя видеть, нагнись.

Еще не понимая сущности происходящего, повиновалась, увидев, почувствовав, как Влад опускается на колени. От бесстыдных движений в зеркале голова закружилась, ее покачнуло — поймал. И снова толкнул вперед, заставляя опереться руками в холодную гладкую поверхность.

— Что ты… ах! — вторжение продолжалось, ее раскрывали, как раковину устрицы, а возбуждение нарастало стремительным шквалом. Настя и не подозревала о существовании в теле своем стольких чувств. — Ах! Влад…

— Откройся, девочка моя. Для меня.

Послушно расставила ноги, как молодая лошадка, все глубже прогибаясь и глядя в зеркало на себя. Пальцы сменило горячее мужское дыхание, удары раскаленного языка, снова пальцы, везде. Они пробегали по ней, как по клавишам фортепиано, рисовали узоры, погружались толчками и раскрывали. Вся женская суть Настасьи наливалась расплавленным и раскаленным свинцом, пульсируя, заполняя сознание волнами наслаждения. До боли, до потери опоры. Колени подгибались, мир вокруг сползал размытыми подтеками.

— Ах! — откинула назад голову, выгнув шею дугой.

— Ты мое сумасшествие, — порыв горячего ветра, раскаленное тело прижалось к ней сзади, обволакивая в сладкий плен.

Ладонь на горле, рваное дыхание у лица. Проникновение. Этот великолепный мужчина наполнял Настю словно бокал горячим искристым шампанским. С каждым тугим движением все ближе, крепче, безумнее.

Руки держали, не давая сбежать, улететь, словно птице.

— Тш-ш-ш… девочка моя, для меня ты будешь кричать не сейчас, — приостановился, дразня, и девушка застонала, ловя выходящее из нее удовольствие, догоняя. — Сладкая девочка, такая горячая. Огонечек мой, Асенька.

— Да, — толкнулась навстречу, словно вызывая его на дуэль, руками подхватывая тугие полусферы груди, еще соблазнительнее, с удовольствием видя в зеркале жадный взгляд Беринга.

Влад обнимал ее жестом абсолютного собственника. Никому не отдаст. Снова плавное движение навстречу, снова головокружение от нахлынувших чувств.

— Хочешь? Скажи мне, — тихий рык в шею.

— Всегда. Еще, — смогла лишь пискнуть, падая на колени. Сверху ее накрыло лавиной, поймав на лету. Сознание уплывало, рассекаемое ударами мужских бедер о ягодицы. Безумная скачка, горячее , умопомрачительное наслаждение. И руки, они были снова везде, направляя, лаская, выбивая из головы последние остатки коротеньких мыслей.