– Мгум… Значит, у нас осесть хотите?

– Да хотелось бы… давно людского лица не видели.

– А что дальше не пойдете?

Чернолицый горько усмехнулся.

– Да идти некуда. Весь отряд наш положили. Все рядышком легли. Только мы с Тристаном и выжили… ну, еще капитан… только его они сразу на кол и в очаг… Но капитан им отомстил – у него ладанка была с потайным зельем, так он, как они его потрошить принялись, его за щеку спрятал, а пока жарился – она и рассосалась. Вся кодла и траванулась. Мы потому и утечь смогли, что они капитаном отравились, а то бы… – Он махнул рукой. Староста одобрительно кивнул. Он и сам о таком слыхал, да только вот никого, кто своими глазами все это видел, встречать не доводилось.

– Значит, давно утекли?

– Ну да.

– А ну как вы за собой Черную охоту притащили?

Ругир пожал плечами.

– Да это вряд ли. Она бы нас уже давно настигла, чай, второй год идем. Мы потому на юг и двинулись, хотя на восток чуть не в три раза короче, чтобы охоту со следу сбить. Да и все равно это. Ежели не сбили, то охота на твою деревню все одно наткнется… – И он умолк. Да и что тут говорить, и так все ясно.

– А чего все время ты говоришь-то? Или у твоего дружбана языка нет?

Ругир кивнул.

– Точно. Как орки нас посекли, так сразу всем языки и повырвали. И живым и мертвым. Мой вот только не тронули, я для них в диковинку оказался, решили погодить да поспрашивать.

Староста понимающе кивнул в ответ. У орков да троллей человечий язык – первый деликатес. Как увидят – аж трясутся. Иногда эти твари через это свое пристрастие даже вляпаться могут. Во время Картолернского похода их полк сильно зажали на Совином перевале. И отбились они, считай, лишь потому, что, когда их к скалам прижали, почитай, половина орды бросила битву и принялась у мертвых языки вырывать и хавать их прямо на месте. Потому полк и смог удержаться, пока панцирники не пробились.

– А зачем ходили-то?

– Тут, староста, извиняй, не знаю, да и знал бы, не сказал. Тайна нанимателя.

Староста кивнул. Его подобный отказ не огорчил, а скорее даже порадовал. Значит, правильные мужики, слово держать умеют.

– Ремеслу какому обучены?

Ругир повеселел.

– А то как же! Тристан – кузнец хоть куда, я – гончарить умею, да и с луком накоротке, обузой не будем.

Староста снова кивнул и перешел к главному вопросу.

– А дитенка где взяли?

Ругир снова помрачнел.

– Так мы не одни ушли, а с бабой. Из благородных, но кто и откуда – знать не знаем. У ей тоже язык вырван был. Мы и не знали, что она на сносях. Первые месяцы куда как споро бежала, а потом… короче, сродить-то она его сродила, а сама… – И он грустно махнул рукой.

– А коза откуда?

– Так я ж говорю, она из благородных. Как поняла, что преставится скоро, так и наворожила откуда-то. Мы попервости опасались, что блеять будет, ан нет – тихая.

Староста опять кивнул.

– А сколько дитю-то?

– Так, почитай, почти четыре месяца. Славный такой парнишечка. Тихий. Уж не знаю, может, она и ему чего наворожила, но у нас с ним никаких хлопот. Спит да ест, ест да спит.

Староста привычно кивнул еще раз.

– А назвали-то как?

Ругир как-то странно поежился.

– Да его мамка назвала, вот. – И он протянул лоскуток какой-то тонкой материи, который, несмотря на все трудности путешествия, выглядел так, будто его только что отхватил от рулона нож торговца. На ней чем-то бурым было выцарапано какое-то слово. Староста владел грамотой очень слабо, однако достаточно для того, чтобы понять, что слово написано не на языке людей.

– Это имя, что ль?

– Ну вроде как… Только мы не знаем, как оно звучит. Она ж немая была.