Так что эти двое гномов, так запросто приехавшие в Митрил, вошедшие в таверну и севшие за один стол с людьми, – отчаянные ребята.

– У вас, гномов, Зимнего Поста нет, – сказал Брайс. – Правда же?

– Правда, – подтвердил Тофур. – У нас другой календарь, да и дань богам по-своему отдаем.

– Значит, у вас наверняка есть с собой выпивка. Этот, как вы его называете… бар-дамар?

Гномы переглянулись. Ройс, Артен и другие мастеровые вытаращились на Брайса. Брайс в упор смотрел на гномов.

Тофур коротко хохотнул. Вынул из сумы плоскую железную флягу. Потряс ею: внутри соблазнительно забулькало.

– Да иди ты, Бриан, – неуверенно сказал Ройс. – Оно-то понятно, бухнуть охота, но ведь Пост, траур, то да се… да и вон, пялятся на нас…

Брайс, не взглянув на него, протянул руку, и гном вложил в нее флягу. Брайс отвинтил крышку, нюхнул – и отшатнулся, когда на него дохнуло таким нестерпимым смрадом, что защипало глаза. Гномы загоготали опять, теперь уже оба.

– Только ты учти, парень, что на вас, людей, бар-дамар действует непредсказуемо. Может замертво с ног свалить, а может, обблюешься весь, смотря на то, крепкое ли у тебя нутро.

– Вот сейчас и проверим, крепкое или нет, – сказал Брайс и поднес флягу к губам.

«Пью за тебя, отец. Не знаю, к каким богам ты ушел, но пусть они примут тебя и облегчат твой путь», – подумал он и отхлебнул из фляги.

Тофур – или Дваин – не соврал. Расплавленный свинец, сдобренный кислотой виверны и тролльими соплями, был бы куда более приятным и бодрящим пойлом. Брайс затаил дыхание и, быстро сунув левую руку под стол, тайком свернул защитный аркан, оберегая внутренности. Ему казалось, что в желудке у него ворочается чей-то чугунный кулак. Прошло бесконечно много времени, прежде чем буря улеглась, и Брайс, с трудом удерживая рвотные позывы, мужественно выпрямился за столом.

Теперь уже гномы таращились на него во все глаза.

– Ты глянь! – воскликнул Дваин. – Да я до самого Солнцестояния про это всем рассказывать буду. Никогда не видел, чтоб человек так бар-дамар хлебал!

– А я и не…

Брайс едва не сказал: «А я и не человек. Только наполовину». Совершенно не подумав о том, чем это может кончиться. Ядреное гномье пойло ударило ему в голову, и в долю секунды Брайс опьянел так, как не пьянел ни разу в жизни. От глупейшего саморазоблачения его спасла случайность. Брайс увидел упавшую на него тень, а когда обернулся, то перед ним стояли четверо… нет, пятеро мужчин, еще недавно сидевших в противоположном углу таверны. Все они были одеты в черное с головы до пят – полный траур по королю, что означало благородное происхождение. Брайс окинул взглядом их лица: слава богам, знакомых нет. И все же он подобрался и поднялся на ноги, надеясь, что его не шатает из стороны в сторону.

– Милорды, – поприветствовал он пятерых мужчин, в холодном молчании глядящих на него. – У вас ко мне какое-то дело?

– Как ты смеешь, – проговорил один из дворян размеренным, почти певучим голосом, – как смеешь в день похорон нашего славного короля сидеть с простолюдинами, хуже того – с грязной кровью, и пить с ними их грязное пойло, нарушая священный Пост?

Брайс мгновенно протрезвел. И расцвел. Он понял, что будет драка, еще когда только заприметил этих пятерых – они сидели в углу тихо и ничего не ели, у них было горе, и чужое легкомыслие в такой день они сочли за личное оскорбление. «Умер мой отец, но горе у них. Кто я после этого?» – подумал Брайс, но не позволил и этой мысли увести его слишком далеко. Он имел право ответить этим людям, куда большее право, чем они могли помыслить.