– Ну, и зачем мы сюда припёрлись? – произнесла Вика с досадой. – Не видно же ни фига…

И в этот момент раздался радостный возглас:

– Данька, ты?!

– Витя? – в свою очередь ахнул Данила и уже через пару секунд обнимался с тучным мужиком во фраке и полным отсутствием волос на голове, отчего та напоминала огромный бильярдный шар.

– Ты что тут делаешь? Какими судьбами? – расспрашивал тот Данилу, сияя лицом и лысиной.

– Ну, здрасьте, – засмеялся он, – я здесь живу… Я же – коренной крымчанин. А ты что? Неужели снимаешься?

– Ото ж, – с гордостью отозвался тот, – у самого Тодоровича! Играю папашу главной героини, князя Артемьева. А вот это всё, – он окинул взглядом окрестности дворцового парка, – это, якобы, моё имение… Недурно, а?

– Чего ж ты не на площадке?

– Да поссать бегал, – вполголоса отозвался он, отирая носовым платком пот со своей блестящей лысины, но, кинув взгляд на стоявшую рядом Вику, смутился.

– Прошу меня простить, барышня… Я известный старый пошляк и грубиян.

– Не верь ему, малыш, – смеясь, опроверг Данила, – это добрейшей души человек и талантливейший актёр…

– …Виктор Хованский, – докончила Вика, улыбаясь. – Я вас сразу узнала.

– Ах, бальзам на моё тщеславное сердце! – тот закатил глаза и манерно поцеловал Вике ручку. – Простите, не имею чести состоять с вами в знакомстве…

– Виктория, – откликнулась она в тон.

Ей приятны были его учтивые манеры, хотя она и отдавала себе отчёт, что, по большому счёту, это всего лишь поза – просто он ещё не совсем вышел из образа. – А я и не знала, что вы с Даней знаете друг друга…

Виктор воздел руки к небу:

– Да мы с ним – закадычные приятели с тех самых пор, как я сыграл его учителя в сериале «Школьные истории»!

– Я не в курсе даже того, что ты снимался в «Школьных историях», – сконфуженно призналась она Даниле.

Он улыбнулся:

– Это моя самая первая роль. Я тогда ещё студентом был…

– Эх… как летит время, – скорбно вздохнул Хованский.

– А дочку-то твою кто играет? – с любопытством спросил Данила.

– Машка Золотова, – артист неопределённо махнул рукой в сторону площадки, и Вика благоговейно ахнула: Золотова была одной из самых красивых и популярных актрис отечественного кинематографа. – Однако, ребятки, мне уже пора бежать, скоро моя сцена… А может, хотите посмотреть? Так я вас проведу.

Данила взглянул на неё вопросительно. Вика, до этого скептически фыркающая – мол, не за тем они в Ливадию тащились, – уже загорелась хоть одним глазком взглянуть на настоящие, серьёзные, профессиональные киносъёмки.

– Я бы с удовольствием, – призналась она.

Данила кивнул Виктору:

– Тогда мы с тобой.

Когда они появились на площадке, как раз заканчивался небольшой технический перерыв между дублями. Сцену снимали в знаменитой Турецкой беседке – изящном ажурном строении из белого мрамора, выполненном в восточном стиле, с колоннами и округлым серебристым куполом со шпилем. С её высоты открывался чудесный вид на парк с одной стороны и на море – с другой.

Съёмочная группа, расположившись у подножия беседки на складных походных стульчиках, курила и весело переговаривалась, то и дело оглашая окрестности взрывами здорового ржача. Вика сразу же узнала Белецкого – он был одет в белый офицерский китель, идеально сидящий на его стройной фигуре, и выглядел просто потрясающе. Не уступала ему и Золотова – в лёгком муслиновом платье кремового цвета, с обнажёнными плечами и руками, с кружевным зонтиком от солнца, с взбитыми локонами, каштановым шёлком обрамлявшими её прелестное лицо… Было удивительно и забавно видеть, как это ангельское создание из девятнадцатого века смачно затягивалось сигареткой, а потом хрипло хохотало над очередной шуткой Белецкого.