Вика никогда не думала, что способна испытать самый настоящий гастрономический оргазм от обычных блинов. Анатолий Иванович готовил их по-особенному: сначала жарил на древней, массивной чугунной сковороде, а затем, сложив горкой, щедро заливал деревенской сметаной, накрывал крышкой и отправлял блины в духовку – потомиться ещё немножко на маленьком огне. Именно этим блюдом он и потчевал Вику с Данилой, когда они, отдохнув с дороги, явились вдвоём на кухню.

– Изумительно! – выдохнула Вика, поддевая очередной блинчик вилкой и отправляя его в рот. – Мне кажется, я в жизни не ела ничего вкуснее…

Старик сиял, довольный её похвалой, и обещал к вечеру приготовить рыбные котлетки в сухарях с жареной картошкой.

– Пощади, дедуля, – взмолился внук, тоже наворачивающий блинки за обе щёки, – мы сейчас так налопались, что на ужин хотелось бы чего-нибудь лёгкого… – затем он повернулся к Вике и предупредил её со смехом:

– Учти, малыш – к церемонии принятия пищи дед относится со священным трепетом, и избавь тебя Бог опоздать на завтрак, обед или ужин! Он и сегодня весь прямо изворчался из-за того, что мы пропустили обеденное время…

Анатолию Ивановичу было под восемьдесят, и физически он выглядел довольно крепким – пусть невысокого росточка, но плотного телосложения. Походка его была уверенной и твёрдой, а движения – точными, однако память дедулю периодически подводила. Он находился в том возрасте, когда старческий маразм ещё не наступил, но всё равно уже наблюдаются кое-какие забавные сдвиги в восприятии действительности и в отношениях с окружающим миром. Дедушка незначительно путался в датах и событиях и постоянно – в именах, поэтому Вику с непривычки называл то Варенькой, то Верочкой, то Валюшей. Да что Вика, если даже имя родного внука периодически ускользало из дедовой головы, и он звал его Петром, как собственного сына – то есть Даниного отца.

К тому же Анатолий Иванович был слегка глуховат – обращаясь к нему, приходилось повышать голос, практически орать, чтобы он не переспрашивал. Данила сказал, что, когда дед смотрит по телевизору свои любимые ток-шоу или сериалы, из дому хоть святых выноси – звук прибавлен на полную мощность, аж стены дрожат.

При этом старик был безумно добрым и весёлым, его голубые глаза лукаво посмеивались из-под седых бровей, и, встречаясь с ним взглядом, Вика чувствовала, как её буквально обволакивает облачко неподдельного тепла.

– Твой дедушка – и правда чудо, – сказала она Даниле, когда последний блин был съеден. – После такого замечательного угощения я просто обязана помыть посуду…

– Даже не вздумай! – воспротивился было Данила. – Ты у нас в гостях!

Но она не стала его слушать. Ей и в самом деле было не в напряг помочь хоть в чём-то по хозяйству; жить же на всём готовеньком и беззастенчиво этим пользоваться на правах гостьи она бы просто не смогла.

Когда с посудой было покончено, а дедушка отправился в гостиную смотреть телевизор, Вика умоляюще взглянула на Данилу:

– Мы же пойдём сегодня на море? Ну пожалуйста…

Тот сделал вид, что задумался, хотя на самом деле – она чувствовала – просто её поддразнивал.

– Ты хочешь прямо сейчас, в первый же день? Может, перенесём на завтра? А то скоро уже вечер…

– Я до тех пор не поверю в то, что нахожусь на Чёрном море, пока не помочу ножки в солёной воде, – отозвалась Вика.

Данила не стал долго её мучить и рассмеялся:

– Ладно, тогда быстро собирайся! Хочу показать тебе закат… Сейчас самое время, если выйдем из дома в ближайшие минут пятнадцать-двадцать – то как раз успеем.