Непосредственно – в Выборге. Нам огневые позиции тут определили, но особенность, наверное, была в том, что мирного населения на освобожденных территориях не было, все уходили. И какой-то, видимо, наблюдатель в Выборге сохранился. Когда мы ехали на рекогносцировку определять, то впереди нас по шоссе взорвалась мина. Точно. Под конец, когда уже отстрелялись, перед самым моим ранением, стояли дома рядом. Снаряды ложились на свободную территорию, где были наши орудия – где-то тоже корректировщик был.

Доводилось Вам стрелять по танкам немецким?

Нет.

Как можете охарактеризовать ваши тракторы?

Тракторы по тем временам нас выручали, другой тяги для нашей техники не было. Позднее стали поступать американские «студебеккеры» и прочие, они для более легких орудий. У нас только тракторы были. Большие марши на тракторах мы, пожалуй, не делали, но с одной позиции на другую километров на 30–40 перебирались.

Что Вы можете сказать о немцах как об артиллеристах и их пушках?

Неважное. А вот почему? Сколько нам приходилось быть под обстрелом, у них получается стрельба по площади, а не по конкретным целям, рассеяно. Редко, очень редко были среди них артиллеристы, которые могли стрелять, засекать. По нашему взводу попали только один раз в место, где стояло первое орудие. Когда я ездил на правый фланг к Ладожскому озеру, попал снаряд в капонир, и в соседней батарее попали точно по орудию. Но что удивительно – один выстрел есть, и больше не стреляли. Нет, у них артиллерия не важная. А чего? У них единственное не совсем приятное орудие – шестиствольный миномет. Под него попадать очень не нравилось. Они по нашим позициям не стреляли, они, в основном по ближним целям.

Как правило, ваши позиции от передовой на каком расстоянии были?

Были километров за 5, за 7, за 8. У немцев как у артиллеристов не учились.

Их службу артиллерийских наблюдателей Вы тоже не перенимали?

Нет, не знаю, как сказать. Вот «рамы» их не нравились, они могли засечь, точно определить местонахождение, если они обнаруживали.

Может, дело в целях, которые перед ними ставили, а не в качестве подготовки? Они по площадям стреляли, а не по конкретным целям?

Кто их знает? Как ни странно, у них существовало такое поощрение – за количество выпущенных снарядов награждали солдат. У нас-то такого не было.

А у Вас за что поощряли, награждали?

Вообще [смеется. – А. Б.] за боевые заслуги, за участие. Как определить – этот солдат хороший, а этот плохой. У нас по положению награждались за уничтоженные орудия, батареи, за подавленные батареи – что доказать сложно, трудно. За уничтоженную финскую пушку на прямой наводке на линии Маннергейма я был награжден орденом Отечественной войны 2-й степени. А раньше за уничтоженную батарею под Новгородом был награжден командир батареи орденом Отечественной войны 1-й степени.

В вашем полку награжденных было немного?

Да, немного, потому что награды давались за конкретный результат. Тут хоть какой героизм ни прояви, какое умение ни применяй – результатов нет, все.

Солдаты, соответственно, были еще меньше офицеров награждены?

Я не знаю, может под конец войны, был период, когда их награждали. А в период войны в моем взводе были награждены: командир первого орудия, командир отделения тяги, а остальные все были награждены медалью «За оборону Ленинграда». А больше, за какие-то персональные заслуги – нет.

С какими чувствами Вы ехали на фронт?

Воевать насколько сможешь, насколько сумеешь.

Как влияли на настроение людей в батарее победы и поражения? 43 год на Волховском фронте не больно удачный был.