– А тот негр, чего он плачет?

– Роли не дают, вот он и плачет.

– А тебе дают? – спросил Артемка, думая таким образом узнать, что такое роль.

– Моя роль – в колотушку стучать да смотреть за вашим братом, чтоб чего не сперли.

– А разве крадут?

– А то кладут? – Дед показал на дверь: – Сюда вот иди, тут он.

На двери, как и на Артемкиной вывеске, надпись была сделана от руки и тоже, вероятно, разведенной в воде сажей: «Дирекция».

Артемка приоткрыл дверь. За столом сидел смуглый человек с горбатым носом и щелкал на счетах.

– Чего тебе, мальчик? – спросил он сюсюкая.

– Пантомиму принес за приличное вознаграждение, – сказал Артемка и подошел к столу.

Мужчина взял книгу, внимательно осмотрел ее:

– Где ты нашел?

– В песке, на берегу.

– О, хороший мальчик, хороший! Ну, иди.

– Куда?

– Домой иди, чтоб мама не беспокоилась.

– А вознаграждение? – удивился Артемка. В свою очередь, удивился и мужчина:

– Какое вознаграждение?

– Приличное, вот какое! – ответил Артемка.

– А-а! – вспомнил хозяин. – Можно, это можно.

Он обмакнул перо, что-то написал и подал Артемке маленький листок бумаги.

– Что это? – спросил Артемка, недоверчиво глядя на листок.

– Контрамарка. Придешь сегодня вечером на галерку. Бесплатно.

– И все?

– Все, – ответил хозяин.

– А деньги?

– Деньги? – У хозяина поднялись вверх брови, выпучились, как у рака, глаза. – О, какой нехороший мальчик, какой нехороший мальчик, тца-ца-ца!..

Артемка вспомнил, каким видел себя в зеркале, и пошел к двери.

Нельзя сказать, чтобы Артемка очень огорчился. Конечно, деньги ему пришлись бы кстати: он отощал, да и поизносилось на нем все. Но попасть на представление в цирк тоже неплохо.

Едва стало темнеть, как Артемка ходил уже вокруг цирка и заглядывал во все щели Было рано, в цирк не пускали даже с билетами, не то что контрамарочников. Но, когда стемнело, со всех сторон к цирку повалил народ. Зазвонили в колокольчик, и люди стали занимать места. Те, кто был одет получше и от кого приятно пахло, пошли через нижний вход, а прочие полезли вверх по лестнице. Артемка тоже взобрался по лестнице и предъявил листок. Билетер поднес контрамарку к самым глазам, подозрительно оглядел Артемку, но все-таки пропустил.

На галерке люди стояли, навалившись на барьер. Артемку сжали со всех сторон, он не замечал этого и жадно смотрел на арену. Теперь цирк ему показался совсем не таким, как днем. Днем здесь было пустынно, все казалось серым, тусклым. Сейчас же ослепительно горели огромные круглые фонари и на всех скамьях, сверху донизу, сидели разодетые, как в праздник, люди и обмахивались веерами.

Вот под звуки духового оркестра распахнулась бархатная портьера, по обеим сторонам арены выстроились люди в одинаковой красно-желтой одежде, и мимо них прогарцевала гнедая лошадь с белой гривой и белым хвостом. У Артемки в предчувствии чего-то необыкновенного даже похолодело в груди. Наверно, лошадь долго купали и чистили – так она блестела. На ней было невиданно широкое седло, а на седле – расшитый цветами ковер. Вслед за лошадью выбежала белокурая красивая женщина в голубом с блестками платье. В волосах ее сверкала и переливалась разными цветами звезда. С разбегу артистка вскочила на лошадь и двумя руками послала всем – и Артемке – поцелуй. И тут Артемка вспомнил волшебную шкатулку вот с такой же красавицей на белой лошадке и радостно замахал наезднице рукой. Наездница танцевала, становилась на голову, прыгала сквозь обруч, оклеенный разноцветной бумагой, а посредине арены, будто заведенный, крутился человек в сером фраке и сером цилиндре и щелкал длинным кнутом.