– Давай вместе деньги копить? – Ева не отставала ни на шаг. – Пора ремонт сделать. Выкинем старую мебель, обои переклеим.

Эта идея мне тоже не понравилась. Моя комната раньше была маминой, и все осталось как при ней. Зачем что-то менять? Да и накопить вряд ли получится, и так денег едва хватает.

– Ну Тань, хватит цепляться за прошлое! Вот глянь на это. – Ева потянулась к пробковой доске над столом, где я во время учебного года закрепляла чертежи. – Зачем папины эскизы копировать? Он нас бросил, на фиг его! Свои нарисуй! Давай жить дальше, а?

Весной я нашла среди старых вещей папины наброски и решила на них тренироваться, чтобы подтянуть оценки. Он классно умел поймать дух здания, архитектурный рисунок был его сильной стороной. Меня особенно вдохновило, что я нашла несколько набросков с Петербургом – может, папа ездил туда на этюды? Как жаль, что уже не узнать. Ева порылась в бумажках на столе и нашла мой дурацкий рисунок с комнатой для писем в Страже Несуществующего Петербурга.

– Это хотя бы искренне. – Ева размашисто приколола его на доску. – Ладно, потом еще поговорим, я не отстану. Раскрою твои секреты, у меня все-таки Марс в Козероге. Ушла на созвон, ко мне не заходи!

Хлопнула дверь в ее комнату, и все стихло. Она что, правда обиделась на мою скрытность? Я быстро прогнала это чувство и набросилась на лапшу. Потом сходила в душ, натянула домашнюю одежду и уныло прилегла на диван, глядя на свой рисунок со Стражей. Попасть туда снова – задача покруче, чем добраться до Австралии. Та хотя бы существует.

«Не выходи из комнаты; считай, что тебя продуло. Что интересней на свете стены и стула?» Это стихотворение вызывало у меня сладкую боль в солнечном сплетении, будто кто-то раскрыл мои тайны. Ева права, в этой комнате тоскливо, но вещи родителей казались тут более уверенными жителями, чем я, и выкинуть их рука не поднималась. Разложенный диван, который давно не складывается обратно, письменный стол, явно переехавший из квартиры побольше, папины книги по архитектуре, мамины книги по медицине.

«О, не выходи из комнаты, не вызывай мотора. Потому что пространство сделано из коридора и кончается счетчиком». От этих строк веяло и безопасностью, и ощущением, что комната сейчас тебя сожрет. «Не выходи из комнаты! То есть дай волю мебели, слейся лицом с обоями». Я уткнулась лицом в обивку дивана и вспомнила сегодняшнего парня. Вспомнила, как близко мы сидели, как он нависал надо мной и как это было неуютно. Хм! Я открыла глаза – и вдруг кое-что поняла.

Воспоминания были смутными, но вот главное: давным-давно, когда я была маленькой, папа закрыл меня в комнате. Мама с Евой куда-то ушли, я шалила, и папа рассердился. То ли я разбила что-то ценное, то ли убежала куда-то без спроса. Папа нависал надо мной, жутко злой, огромный, выше Антона, выше любого человека, великан до потолка. Мне казалось, он вот-вот меня ударит, но он просто втолкнул меня в комнату и ушел в другую. А потом что-то случилось.

Не выходи из комнаты, не совершай ошибку.

Может, своими воплями я разозлила папу еще сильнее? Или нашла игру, которая ему не понравилась? Все терялось в тумане – обычно я вообще старалась этих воспоминаний не касаться. Ладно, окончание истории наверняка было скучным, вернулась мама, и меня выпустили. Тогда мы жили не в Пырееве, где-то еще, но память о той квартире почти стерлась, а мама разговоры на эту тему сразу заканчивала.

Все это случилось прямо перед тем, как папа от нас ушел и никогда больше не вернулся, – видимо, потому он и был в тот день такой взвинченный. Они с мамой постоянно ругались, а мои капризы, наверное, стали последней каплей. Вдруг он ушел из-за меня?