– Не-а… Граждане начальники, ей-богу, хоть убейте, ничего не помню. Вот этот гражданин начальник, – Климец кивком головы указал на Мухосолова, – сказали, что ето я бутто бы убил Семеныча. Можа, и я всамделе… А можа, и не я… Вот, провалиться мне на энтом самом месте – не помню! Ну… Раз полиция так считает, что это я убил, – деваться некуда, надо сознаваться. А то ж! Ежели пойти на «чистуху», так, мож, хоть поменьше дадут?
Во время «признаний» Климца Мухосолов не проронил ни слова. Он выглядел растерянным, как начинающий карманник, пойманный на первой же краже за руку. Судя по его лицу, он и сам был готов дать свои чистосердечные признания на предмет того, как именно получил «чистуху» от задержанного. Впрочем, гости из столицы уже и без его признаний окончательно поняли, что Климец «для блезира» назначен им «методом тыка» в подозреваемые.
Взглянув на окончательно раскисшего старлея, Лев с холодком в голосе уточнил: делал ли тот хотя бы формальный опрос жителей Кряжунова? Ну чтобы иметь хоть какие-то, пусть и самые мизерные, основания, позволяющие задержать Климца? Поскольку тот в ответ лишь промычал что-то невразумительное, он пренебрежительно махнул рукой и жестко определил:
– Халтура! Это не работа, а ее весьма скверная имитация. Скажите, гражданин Климец, что еще вы делали на месте, условно говоря, вашего преступления?
Тот, захлопав глазами, озадаченно почесал затылок.
– Да-а… Ниче более не делал. Убил и убил. А потом домой пошел. Э-э-э… Водку пить! Вот… – задержанный потряс головой и пожал плечами.
– А кто же тогда сейф взломал и украл из него ценную находку ученых? – усмехнулся Станислав.
– Не помню… Мож быть, по пьяни и сломал. Кувалдой – бабах! – и все дела.
– «Кувалдой»… – саркастично повторил за ним Гуров. – А сейф этот был большой или маленький? Маленький? Да? Вот такой? Еще меньше? Все ясно… Отпустите этого гражданина. Пусть возвращается к себе домой.
Услышав о том, что его отпускают, Климец ошарашенно захлопал глазами и удивленно открыл рот.
– Гражданин начальник, это, значит, мне можно идтить? – неуверенно спросил он.
– Да, да, домой… – Гуров указал рукой на дверь.
Поднявшись со стула, в полной тишине Климец шагнул к двери, но, как видно, что-то вспомнив, обернулся:
– Гражданин начальник, я че хочу сказать… В деревню нашенскую, бывает, заглядает такой мужик – Гришка-Кардан. Так вот, он чегой-то на той неделе любопытствовал у наших, кряжуновских: не находили ль энти ученые старинного золотишка? А мужик-то он хваткий, шустрый! О-о-о-й! Ежели чего замыслил – сделает!..
– А он где проживает, как выглядит? – услышав это, сразу же оживился Крячко.
– Как выглядит… Как вы-ы-гляди-и-ит… Мож, помните, когдатошний мериканский президент… Как его там? Рыган или Дрыган?..
– Рейган? – подсказал Гуров.
– Да, да, Рейган! Вот, фасадом Гришка на него здорово смахивает. А проживает он тут, в Евмели, вроде бы у какой-то бабехи. Зовут ее… то ли Верка, то ли Зинка. И вроде бы дом ейный в стороне тутошней церкви. Вот и все, что я знаю… Ну, я побежал? Доброго здоровья! – кивнул он, исчезая за дверью вслед за своими недоумевающими конвойными, которые так и не поняли, почему московские опера отпустили с миром такого удобного «козла отпущения», который и сам уже взял вину на себя.
– Гришка-Кардан… Что-то я о нем слышал… – Хозяин кабинета, наморщив лоб, утвердительно покачал головой.
– Да, в Кряжунове нам уже говорили об этом человеке, – суховато откликнулся Крячко, выразительно взглянув на Мухосолова. – Вот его-то найти стоило бы! Это уже реальный кандидат в подозреваемые.