– Фиби! – Женщина повернулась и прикрикнула на ту, которую я принял за мальчишку. Сейчас на свету я увидел, что для него её черты лица были слишком мягкими, глаза – большими, а губы – пухлыми. Впрочем, в моё время и таким мальчишкам никто не удивлялся.

– Мам! – Девчонка схватила со стола в центре комнаты кусок хлеба и рванула по находящейся здесь же, в углу, лестнице наверх.

– Хулиганка. Связалась на мою голову… Весь город судачит.

Женщина опустилась на не самый аккуратно сколоченный деревянный табурет и положила на стол блюдо. И сейчас я смог рассмотреть её. Лет тридцать. Откровенные признаки старения на когда-то довольно миловидном лице, юной копией которого была только что сбежавшая Фиби. Руки в небольших морщинках. Платье… Я бы не смог сказать, какой это точно век, но если она говорила про аббатство, то наверняка где-то в Англии. Или Франции. В общем, в Западной Европе. И вся её поза сейчас была какой-то усталой, совсем не похожей на ту, в проулке.

– Не нравлюсь? – усмехнулась женщина, глядя на то, как я её рассматриваю.

– Я такого не говорил. Как тебя зовут?

– Тебе зачем?

– Буду знать хоть что-то, кроме своего имени.

– Холли.

– Холли. – Я покатал имя на языке запоминая. – Хорошее имя. Хвала Господу.

– Я же говорила, что из аббатства. И одежда у тебя как раз их.

Только в этот момент я сообразил осмотреть себя целиком, а не отметить лишь странный рукав и непонятные сапоги. На мне оказалась светло-серая из грубо сотканной ткани рубаха с завязками у горла, тёмно-коричневые штаны, снизу заправленные в голенища чёрных кожаных сапог, и серая накидка. Ряса? Мантия? Я что, монах? Но для чего?

– Расскажи ему… – Холли встала. – Некогда мне с тобой разговаривать. Скоро открываться, а у меня ничего толком не сделано. Сижу тут с тобой.

– Тогда давай я помогу? А ты мне взамен расскажешь.

– Когда закроемся.

– Хорошо.

* * *

Бозер – так назвала своё заведение Холли, а по мне это был обычный паб. Она стояла за широкой стойкой, резво принимая заказы, выдавая кружки с элем, дух которого здесь ощущался ещё до открытия, и отвечала на дежурные комплименты от посетителей. Ими в основном были местные, зашедшие выпить и поговорить после того, как окончили все работы.

Я сидел в углу, за стойкой, и потягивал тёмное пиво пол-литровой кружки. Оно не было каким-то особенным. Градус в нём был точно больший, чем мне было привычно, а сильный солодовый дух шибал в нос так, что один он только мог сбить с ног. Мантию я снял – она мешала расставлять столы и табуреты, приняв от Холли что-то вроде жилета, у которого вместо пуговиц были завязки. Ходить в рубахе, как сказала она, неприлично. Больше ни о чём мы не разговаривали.

В какой-то момент дверь с улицы – да, главная, как оказалась, выходи́ла именно на улицу, ту самую, которую я видел из проулка – открылась, и в паб вошли трое мужчин в таких же накидках, как и моя. Капюшоны всех были накинуты так, что рассмотреть лица не удалось. Я подобрался, не зная, как на них реагировать, но они скользнули по мне взглядами и прошли в дальний угол, усаживаясь за до сих пор пустой стол.

– Это их место, – тут же шёпотом пояснила Холли. – Его никто не занимает, знают.

– Каждый день приходят?

– Нет, но если придут, а тут занято, могут устроить драку.

– Драку? Они же вроде не должны. Запреты там, грех.

– Я не знаю, что у них там на самом деле, а в последний раз Теду-могильщику ухо оторвали. Так и ходит теперь, не могильщик, а безухий.

Она отвлеклась на очередного посетителя, а я задумался. Если Ху отправил меня сюда, ничего не рассказав, значит, предполагал, что пойму и без этого. На мне одежда, как у этих монахов – так я мысленно обозвал троицу, они ведут себя не так, как положено принявшим Слово Господа. Вполне возможно, именно к ним я должен примкнуть, чтобы разобраться в происходящем.