Не останавливаясь, господин Гюннар пронес меня через кладовку, наконец поставил на ноги и отпер еще одну дверь, замаскированную выцветшим гобеленом.

Жестом фокусника распахнул обе створки, гордо демонстрируя обещанный «сюрприз».

Яркий электрический свет на мгновение заставил меня зажмуриться. В нос ударил гнилостный душок, и я распахнула глаза.

– Боги, милосердные мои боги! – прошептала я неверяще.

Некое подобие варварски роскошной гостиной. Среди звериных шкур и ярких подушек возлежали и восседали девушки, задрапированные богатыми тканями… Помертвевшая кожа, глядящие в никуда глаза, холодная неподвижность, роскошные волосы – светлые, темные, русые и каштановые, витающий в комнате запах. По стенам развешаны фотографические портреты – будто зеркала, в которых отражались те же мертвые девушки.

Я почувствовала тошноту, поняв, что заботливый изувер старательно сохранял свои жертвы, бальзамируя несчастных и раскрашивая их мертвые лица. Невинные жертвы «искусства» фотографа.

Из-за неумения или недостатка ингредиентов теперь тела были на разной стадии разложения. Так вот зачем он приходил!

Такая же участь ожидала и меня. Осознав это, я с трудом удержалась от позорной истерики.

Не хочу лежать здесь сломанной куклой! Боги, милосердные мои боги, за что?!

Страх туманил мысли, словно хлороформ. Говорят, утопающие не могут плыть, их ведет инстинкт, заставляющий выпрыгивать вверх, а не плавно двигаться по поверхности воды. Животный ужас поднимался изнутри, заставляя кричать и звать на помощь…

Отрезвила меня пощечина, потом еще одна и еще. Не сильные – видимо, фотограф боялся, что останутся следы. Я с отчаянием подумала, что надо разбить лицо – хотя бы об угол стола – как только представится возможность. Наносить раны самой себе сложно, но это была единственная возможность хоть как-то подпортить триумф сумасшедшего. В конце концов, терять мне нечего…

Фотограф смотрел обиженно, словно Ингольв, когда подарил мне дорогие духи, а я не сумела изобразить радость, передернувшись от приторно-душного аромата. От этого дикого сравнения я моментально пришла в себя.

Тем временем господин Гюннар усадил меня в ближайшее кресло и тщательно закрыл дверь в комнату с мертвыми девушками. Сразу стало легче дышать, хотя из-под двери по-прежнему тянуло запахом тления.

– А я думал, вы поймете, – с какой-то обидой проговорил он, останавливаясь передо мной. – Вы же знаете, что лилии лучше пахнут, когда умирают. Вы убиваете цветы, чтобы получить свои экстракты и масла.

– Послушайте, но ведь это совсем разные вещи! – попыталась я достучаться до его дремлющего разума. – Одно дело – растения, и совсем другое – люди!

– Все мы – создания богов, – равнодушно возразил он. – Знаете, я много экспериментировал. И могу сказать, не приукрашивая, что достиг определенных успехов. Я хочу показать людям красоту увядания, изящество разложения…

В нервном трепетании его пальцев, в дрожании кадыка читалось почти экстатическое чувство.

Я невольно фыркнула, на мгновение забыв о своем прискорбном положении. Не переношу декаданс! Решительно не понимаю прелести тлена и угасания. Глупо, как слова кухарки, что подгоревший пирог даже вкуснее. В жизни столько прекрасного, что стремиться к смерти нелепо!

– Вы все равно никуда не денетесь! – Совершенно сумасшедшая улыбка перекосила его лицо, и я вздрогнула, уставившись на него с ужасом. Он продолжил, рассматривая меня, будто безделушку в лавке: – Это же настоящее искусство – убивать! В каждом случае нужен свой подход. Где-то нужен нож, где-то шелковый шнурок или магия…