При этих словах Жанетта затряслась от злобы.
– Вы переходите границы, месье Бела, – ледяным голосом проговорила она и отпустила его.
А на следующий день к Ла-Рош-Дерьену подошли англичане. Жанетта, взяв из кладовки, где хранила свои сокровища, арбалет умершего мужа, присоединилась к защитникам на стене. К черту советы стряпчего! Она будет сражаться, как мужчина, и презиравший ее герцог Карл научится восхищаться ею, он поддержит ее и вернет имения умершего мужа ее сыну.
Вот так Жанетта стала Черной Пташкой, и англичане гибли под стенами, и совет стряпчего Бела был забыт, и теперь, считала Жанетта, защитники города так потрепали англичан, что осада скоро будет снята. Все будет хорошо. С этой надеждой Черная Пташка впервые за неделю крепко уснула.
Томас сидел на берегу реки. Он проломился сквозь ольшаник к реке и здесь стянул сапоги. Лучше идти босиком, решил он, чтобы сапоги не увязли в грязи. Наступал холод, мороз, но Томас не мог вспомнить более счастливого времени. Ему нравилась такая жизнь. Воспоминания о Хуктоне, Оксфорде и отце почти стерлись.
– Снимите сапоги, – велел он сопровождавшим его двадцати стрелкам, – и повесьте мешки со стрелами на шею.
– Это еще зачем? – вызывающе спросили из темноты.
– Чтобы удавиться! – рявкнул Томас.
– Чтобы стрелы не намокли, – услужливо объяснил кто-то.
Томас повесил свой мешок на шею. Стрелки, в отличие от охотников, не носили колчанов. Колчаны сверху были открыты, и стрелы могли вывалиться, когда лучник бежал, спотыкался или перелезал через забор. В колчане стрелы намокали во время дождя, а с мокрым оперением летели криво. Поэтому настоящие стрелки пользовались вощеными холщовыми мешками, которые не промокали. Такие мешки затягивались шнурком. В них вставляли лозу, расправлявшую холст, чтобы не помять оперение.
Уилл Скит подошел к краю берега, где дюжина солдат настилала плетень. Он поежился от дувшего с реки холодного ветра. Небо на востоке еще оставалось темным, но от сторожевых огней в Ла-Рош-Дерьене падал какой-то свет.
– У них там тихо и спокойно, – сказал Скит, кивнув головой в сторону города.
– Помолимся, чтобы они спали, – ответил Томас.
– К тому же на кровати. Я уже забыл, что такое кровать, – проговорил Скит и отодвинулся, пропуская еще кого-то к воде.
Томас удивился, увидев сэра Саймона Джекилла, который так пренебрежительно держался с ним в шатре графа.
– Сэр Саймон хочет поговорить с тобой, – проговорил Скит, едва скрывая презрение.
Рыцарь сморщил нос от вони, издаваемой речной грязью. Большую часть ее, видимо, составляли городские нечистоты, и он радовался, что ему не нужно шлепать босиком по этой жиже.
– Ты уверен, что пройдешь через частокол? – спросил сэр Саймон Томаса.
– Иначе бы и не пошел, – ответил тот, не утруждая себя почтительностью.
Его тон возмутил рыцаря, но он сдержался.
– Граф, – сухо проговорил сэр Саймон, – оказал мне честь возглавить атаку на стену.
Он замолк. Томас ждал продолжения, но рыцарь только раздраженно смотрел на стрелка.
– Значит, Томас возьмет стену, – наконец проговорил Скит, – чтобы обеспечить безопасность вашим лестницам?
– Чего я хочу, – сказал сэр Саймон, игнорируя Скита и обращаясь к Томасу, – это чтобы ты не пускал своих парней в город раньше моих. Увидев вооруженных людей, мы, вероятно, будем убивать их, ты понял?
Томас едва не плюнул. Английские стрелки вооружены длинными луками, так что их трудно перепутать с защитниками города. Но он придержал язык и просто кивнул.
– Ты со своими лучниками можешь присоединиться к штурму, – продолжал сэр Саймон, – но под моим командованием.