Она развернулась, так что косы взвились в воздухе, и под общие аплодисменты несколько раз поклонилась публике. Это был фурор.

– Вам крупно повезло, что я оказалась здесь и смогла вас остановить, – говорила Джинкс зевая, когда они с Экко затемно возвращались из мастерской. – Вы бы просто подорвали себя по незнанию!

Вообще-то несколько прототипов они уже потеряли как раз из-за взрывов, однако признаться Экко в этом не мог и хотел возразить, но Джинкс его перебила.

– Так и быть, останусь пока тут и помогу вам. Но только пока миротворцы не свалят из лавки. Я, конечно, душка, но у меня свои амбиции и все такое!

– О, только не нужно жертвовать своими интересами! – попросил Экко, старательно парадируя тон и интонации пилтоверцев. Джинкс прыснула.

Оба они знали, что она решила остаться, потому что ей тут понравилось, и никакой другой серьезной причины не было.

– Хочешь покататься на летающем драндулете? – спросил Экко, на самом деле рассчитывая только на один ответ.

– Прямо сейчас?

– Ну да, – он пожал плечами.

– Вообще-то меня ждут. Может, завтра?

– Кто ждет? – насторожился Экко.

Они вышли на улицу, где в одном из домов грохотала музыка и внутри, судя по звукам, что-то праздновали.

– Мега-девичник, забыл? – Джинкс развернулась и указала пальцами на большой синий плакат, виднеющийся над дверью: «только для девочек с синими волосами». – Прости, мальчикам сюда нельзя! Увидимся завтра в мастерской!

Она скрылась за дверью и оттуда тут же раздался ее возглас, встреченный другими криками:

– А вот и я! Зажигаем!

Послышался взрыв хлопушки, новые крики и из открытых окон полетели сверкающие блестки.

Пожав плечами, Экко пошел кататься с парнями.

Джинкс и Иша провели с поджигателями пару месяцев. Они с Экко и остальными работали в мастерской, спорили, помогали друг другу, дурачились, пару раз даже вылетали вместе. Особенно Экко запомнилось, как они врубали музыку так громко, что она заглушала даже визг болгарки, а после дня в мастерской, измазанные маслом, заваливались к нему в квартиру только втроем и объедались горами жирной, соленной и острой еды, которую сами приготовили.

Девчонки жили в доме с другими девушками, участвовали в жизни деревни, познакомились и подружились с остальными поджигателями, но больше всего времени проводили с Экко.

Время пролетело быстро, словно не прошло и недели, и он не заметил, как наступил день, когда ему пришлось снова завязать Джинкс и Ише глаза, чтобы отвести их обратно в Заун. Это уже не было необходимостью, многие в деревне приняли ее и прощались, как с подругой, но Джинкс настояла на том, что не хочет знать точной дороги.

– Так всем будет спокойнее, верно? – улыбнулась она, завязывая на затылке лоскут ткани.

Когда они вышли на улицы Зауна, прощаться Экко не захотелось и он решил довести их до дома, но Джинкс его остановила, уперев ладонь в грудь.

– Мы дальше сами, – сказала она. – Спасибо, что пригласил нас, Экко. Это было… это было самое скучное приключение в моей жизни, – улыбнулась.

Иша встала в стороне и с любопытством наблюдала за сестрой и поджигателем, теребя пальцами край футболки. В деревне все только и говорили о том, что эти двое рано или поздно точно сойдутся, а Ише хотелось бы, чтобы Экко бывал с ними чаще. Ей нравилось, какое спокойствие от него исходит, и что он мало говорит, почти как сама Иша. А еще он вкусно готовил.

– Если захочешь вернуться, дай мне знать, – предложил он, кивнув на большой камень у тоннеля, где они стояли. – Оставь записку и я приду за вами.

Джинкс задержала взгляд на его лице. Все эти годы она видела его напряженным, с плотно сжатыми челюстями, с боевой раскраской, без которой Экко не покидал деревни. Теперь его взгляд переменился, стал открытым, так что ей казалось, что через глаза она видит вообще все, о чем он думает. При этом он как будто знал, что она видит, но его это ничуть не смущало. Он и не думал прятаться.