Мы с Костей подошли поближе и остановились в ожидании.

– Священник, что ли? – удивленно сказал Захаров.

Так и не справившись с заедающей дверцей, гость сообразил опустить окошко машины. Выставил в него длинную седую бороду и в отчаянии обратился ко мне:

– Добрый человек, не соблаговолишь ли дернуть дверцу снаружи? Заела, окаянная! Только дергай посильнее, а то не откроется.

Говорил он густым, рокочущим басом и заметно окал. Так что слова выходили гладкие, напевные.

– Точно, священник!

Захаров непочтительно зафыркал.

Я подошел к машине, взялся за ручку и сильно дернул. Дверца со скрипом распахнулась, но и ручка осталась у меня в руках.

Подземные демоны!

– Благодарю, добрый человек, – дружелюбно кивнул священник вылезая из машины.

Он был высокого роста, плечистый – удивительно, как поместился в своем драндулете. Окладистая седая борода мягкими волнами спускалась на широкую грудь. Священник был одет в черную рясу, длинные седые волосы скрывались под черной мягкой шапочкой.

Я протянул ему ручку. Священник взял ее, повертел в руках и без всякого сожаления закинул в машину:

– Ничего, добрый человек, не расстраивайся. Я ее потом проволочкой примотаю. Колесница сия еще моему отцу служила, и мне послужит с божьей помощью.

– Сию колесницу давно пора на свалку отправить, святой отец, – заржал Захаров.

– И то правда, сын мой, – с улыбкой согласился священник.

Взглянул на Захарова, а потом на меня, видно, решая – кто из нас старший. И обратился ко мне:

– Скажи, добрый человек, могу я видеть господина губернатора?

Мне понравилось, как держался священник – с достоинством, но без превосходства. Говорил он доброжелательно и внимательно ждал, что я отвечу.

– А зачем тебе губернатор? – снова влез Захаров.

Но я остановил его.

– Повеселились, и хватит.

И повернулся к священнику:

– Я и есть губернатор. Никита Васильевич Волков.

Священник неторопливо наклонил голову.

– Отец Иннокентий Просвирин, священник Холмского прихода. Храм мой стоит на городской площади.

– Отец Иннокентий? – улыбнулся я. – А Тишин мне про тебя всего час назад рассказывал. Замечательный кальвадос ты делаешь, отец Иннокентий!

– Слаб и грешен, – легко вздохнул священник. – Люблю иногда согреться хорошим напитком. Позвольте вас угостить, ваше высокопревосходительство.

Он снова нырнул в свою игрушечную машинку, достал две пузатые бутылки и протянул их мне.

– Сие не манна небесная, но напиток отменный. Позапрошлогоднего урожая яблоки на него пошли. Примите в подарок к свадьбе.

– Спасибо за подарок, святой отец, – улыбнулся я. – И давай без чинов. Расскажи, что у тебя случилось. Ведь не ради кальвадоса ты примчался на ночь глядя?

– Беда у меня, Никита Васильевич, – вздохнул отец Иннокентий. – Демон мой пропал. Исчез Авессалом, и следа не осталось.

– Авессалом? – хмыкнул Захаров.

Но прикусил язык, увидев, что отцу Иннокентию не до веселья.

– Сочувствую, святой отец, – сказал я. – Но что же теперь поделать? Аномалия твоя наверняка закрылась, обратно ее даже я не открою.

– Не закрылась аномалия, – басом возразил отец Иннокентий. – Стоит целехонька. А Авессалома нет. Я каждый закоулочек обыскал.

– Так, – озадаченно сказал я. – А от меня ты чего хочешь?

– Отыщи Авессалома, Никита Васильевич! Он хоть и демон, а все же живое существо. Привык я к нему. Как представлю, что он в беде – так сердце щемит.

– А с чего ты взял, что я смогу его отыскать? – спросил я, уже понимая, что священник пришел по адресу.

– Если не ты, то и никто не сможет, – кивнул отец Иннокентий. – Мне Павел Лаврентьевич Тишин про тебя много рассказывал. Да и я, грешный, Императорский турнир по маговизору смотрел. Видел, сколь близко ты с демонами знаком.