Пистолет я положила обратно в чемодан, который, конечно же, Арид уже закрыл. Браслеты с меня он пока не снял.
– Первая – да, вторая – да, третья – да…
У меня через раз стучало сердце.
– Четвертая – да, пятая – да… Кстати, ты отлично убила сразу три. – И даже палец вверх.
Наверное, мне стоило рдеть от удовольствия, но вместо этого мое нутро по мере приближения тарелки номер четырнадцать все больше холодело.
– Восьмая, девятая…
Осколки, одобрительный зеленый сигнал системы. А вот на четырнадцатой он – у меня случился внутренний ледяной душ – сменился красным.
– Четырнадцатая мишень – незачет.
– Я попала в неё… – Плевать, что это прозвучало грубо. Только бы не броситься на него с кулаками, только бы не забыть про два шокера на руках.
– Да. В край, – палец Арида указал в точное место попадания, услужливо прорисованное системой на трехмерном объекте. – Даже отколола часть. Но задание я озвучил вначале. Как именно оно звучало?
Чтобы мне сейчас расцепить рот, чтобы озвучить это самое гребаное задание, пришлось бы сломать внутренний цемент, перемешанный со строительный клеем. Арид ждать не стал.
– Не раскололась на части? Тест провален.
Равнодушный приговор, не подлежащий апелляции. И этот удручающий взгляд – мол, я дал тебе шанс уйти легко и быстро, ты им не воспользовалась.
Мне давно не было так паршиво, так странно пусто внутри. Победа была так близко, она была очень возможна, мне хватало и подготовки, и сноровки. Зачем я покосилась на него, почему? И, как часто бывает, собственную неудачу иногда просто невозможно не свалить на кого-то еще.
– Ты смотрел на меня!
Кажется, чем больше я была «девочкой» – той самой истеричной неадекватной девочкой, а не логичным солдатом, – тем больше Арид веселился. И даже оправдываться не стал.
– Да. Смотрел. Именно это явилось причиной твоего провала, капрал?
Я снова ненавидела его. Конечно, причина провала не в ком-то другом, не в чужом взгляде, а в моей реакции на этот взгляд, но так неудержимо люто теперь хотелось вцепиться в глотку, которую обвивала армейская цепочка. Вонзиться в эту мощную шею пальцами когтями, вспороть, порвать. В эту минуту лучшей музыкой для моих ушей стал бы хрип из поврежденной артерии.
Конечно, экс-командующий видел мои мысли, читал по лицу. Но поблажек давать не собирался.
– Смею тебя уверить, я разбил бы их все без промаха, смотри ты на меня в упор или держи за яйца.
«Держи за яйца?» А он не боялся бы, что я не в нужный момент их сомкну стальной хваткой?
– Хочу проверить, – процедила я зло.
– Не сомневаюсь.
О, это «не сомневаюсь» проехало по мне новой волной ярости. Он правда думает, что я его хочу? Что мне вот прям важно было почувствовать своей рукой его шары, что не было и не будет для меня в жизни большей радости?
Мы стояли напротив друг друга, и никогда еще между мной и кем-то не было большего напряжения, чем то невидимое, выгибающееся электрической дугой сейчас.
Он не собьет мои мысли в эту пошлую тему, не сдвинет их туда, куда я не захочу. И на этот раз я не собиралась щадить его самолюбие.
– Мой личный интерес к тебе нулевой. – Я знала, что он видел сейчас по моим глазам, – толстенный лед. – Я тебе об этом говорила.
– Да-да, что труп для тебя привлекательнее меня. – Пауза. И взгляд майора сделался странно-залипательным, выдавшим работу хитрой мысли. – Только я тебе не верю.
Бить так бить.
«Думаешь, любая растает при виде тебя? – вещала я немо глазами. – Думаешь, посмотрит на твою фигуру и падет ниц? Зае№ешься ждать».
– Мышцы – не залог мужественности.
– Правда? Не знал.