Вино приятно бодрило. Тит чувствовал, что друг чем-то раздражён, но не понимал, стоит ли ему спрашивать о причинах его раздражения.

– Скоро мы будем в Риме, друг мой.

Спурий опрокинул в себя кружку и с грохотом поставил её на стол.

– Ты считаешь, мы это заслужили?!

– Но…

– Когда основная работа сделана, когда пали Афины, когда вся армия двинулась на войну с Митридатом, – его глаза бешено горели, – я послан сторожить какое-то барахло, чтобы седые учёные мужи на Форуме могли цитировать старого греческого маразматика?! Этот поход принесёт одним славу, богатство и триумф, другим земли, которые обещал консул в награду за доблесть, а я тем временем…. Я….

– Подожди, Спурий! – Тит положил руку на сжатый огромный кулак центуриона. – Ты недооцениваешь свое поручение. Твою услугу не забудет консул, ты проявишь себя, безупречно выполнив его задание, а дальше как знать… Длинные языки болтают, что победив Митридата Евпатора, Сулла вернется в Рим не просто триумфатором… – Тит огляделся и понизил голос, – …он станет Диктатором. И еще неизвестно что лучше, иметь клочок земли где-нибудь в Македонии или Иудее, или быть верным человеком римского Диктатора в Риме.

Центурион поднялся из-за стола и подошёл к перилам арочного свода, за которым открывался вид на гавань. Тит был прав. Нужно просто в точности выполнить задание, и тогда… Тогда быть может не за горами и должность трибуна6. Мысли уже было унесли Спурия в Вечный город, он вспомнил жену, которую не видел более пяти лет. Аурелия… Его сыну около семи, чем он занимается сейчас?

Вдруг он заметил едва различимый свет в вёсельном отделении одной из трирем. Огонек двигался внутри грузового трюма, и то пропадал за перегородкой, то вновь мелькал в вёсельных прорезях.

– Тит, ты предупредил караулы, чтобы не разжигали на борту огонь? – спросил он, не отводя глаз с огонька.

– Караулу запрещено подниматься на борт, центурион. Легионеры несут службу на пристани.

– Проклятье! – вскричал Спурий. – Живо за мной!

Они выбежали из трактира и расстояние в сотню шагов пробежали, расталкивая портовых работников, закончивших разгрузку зерна с египетского торгового корабля. Уже давно стемнело и легионеры, несущие караул, преградили центуриону путь.

– Стой! Собственность римского консула! Именем Республики!

– Легионер, узри своего центуриона! – прорычал Спурий. – За мной!

Они вбежали по деревянному трапу на борт триремы, центурион выхватил у караульного малый факел и устремился в вёсельную надстройку. Как только свет выхватил из темноты очертания аккуратно сложенных ящиков, центурион сразу заметил, что просмолённая парусина, укрывающая ящики, с одной стороны откинута. У Спурия упало сердце. Он медленно приблизился к грузу. Один из ящиков с надписью «Bibliotheca Aristotelis»7 был открыт. Центурион заглянул внутрь. Внутри зияла кричащая, отчаянная пустота. Он осветил палубу вокруг. Ни факельного нагара, ни воска оплавленной свечи. Вдруг на носу триремы что-то упало и покатилось!

– Он еще здесь! – крикнул Тит.

– Несите факелы, оцепить весь причал, живо! – Спурий вытащил гладиус из ножен. – Брать только живым!

Принесли факелы, центурион, Тит и четыре легионера двинулись к носу корабля, растянувшись в цепь.

– Кто бы ты ни был, сдавайся и верни то, что украл! Обещаю тебе жизнь! – громко выкрикнул Спурий.

Римляне прошли последнюю мачту, и свет факелов выхватил из темноты носового отделения фигуру в сером плаще. Человек сжимал в руках странный предмет, похожий не то на ящик, не то на короб. Из-под огромного капюшона были видны седые усы, переходящие в такую же серебряную бороду. Человек странно сдвинул правый рукав, и удивленные римляне увидели зеленоватый свет, исходящий от предплечья.