– Нет, погодите, – вмешался я. – Сэр, я не хотел…

– Вне всяких сомнений, вы совершенно правы, Этри, – резко произнес Эбинизер и развернулся, чтобы уйти.

– Сэр… – попытался остановить его я.

– Мне пора, – устало сказал Эбинизер. – Дел невпроворот.

И он ушел.

Я не видел, как в саду появился Аустри. Охранник без лишнего шума последовал за стариком, и я махнул ему рукой – дескать, полегче, – а он состроил непробиваемую физиономию, но секундой позже смягчился и сочувственно кивнул мне в ответ.

Какое-то время Этри смотрел им вслед, а затем бросил на меня непроницаемый взгляд, покачал головой и тоже удалился. Остальные свартальвы последовали его примеру.

Когда все ушли, Мэгги подбежала ко мне и обняла за пояс. Я поднял ее на руки и прижал к груди.

– Это я виновата? – спросила она дрожащим голосом. – Я собиралась… собиралась поговорить с прадедушкой, но слова как будто во рту застряли. Я не хотела, чтобы он рассердился и ушел!

В горле у меня образовался комок, и я закрыл глаза, скрывая подступившие слезы.

– Ты не виновата, солнышко. Вовсе не виновата. Ты прекрасно себя вела.

Она обхватила меня за шею – пожалуй, даже крепче, чем требовалось.

– Но почему он рассердился?

– Бывает, взрослые расходятся во мнениях, – объяснил я. – Иногда злятся, и у них непроизвольно вырываются обидные слова. Но это пройдет. Сама увидишь.

– Понятно, – сказала она.

Мыш подошел ко мне и прильнул к ноге, выражая безмолвную поддержку.

– А прадедушка приедет на Рождество? – спросила Мэгги.

– Возможно.

– Это хорошо, – сказала она. – Сердишься на меня?

– Нет. – Я чмокнул ее в макушку. – Ты же мое солнышко.

– Это тоже хорошо, – проговорила она, – но я бы поела оладий.

– Так пойдем и нажарим, – предложил я.

Мыш с надеждой застучал хвостом по моей ноге.

Но прежде чем уйти, мы какое-то время постояли втроем, находя утешение в близости друг друга.

– Не удивляйся, что встреча прошла скверно, – сказала Кэррин. – Ссора между родственниками… Поверь, семейные конфликты – самые паршивые.

– Семья еще не воссоединилась, а мы уже ругаемся, – пожаловался я.

– Судя по тому, что я видела, вполне себе воссоединилась, – сухим тоном заметила она.

– Как скажешь. Но прежде мне нечасто выдавался случай поссориться с родней.

– А я, бывало, ссорилась. Видишь ли, родственники небезразличны друг другу. Разозлись, скажи какую-нибудь грубость, и твои слова причинят сильную боль. К тому же очень многие вещи остаются недосказанными. По-моему, это хуже всего. Все думают, что прекрасно знают друг друга, хотя на деле это не всегда так, и поэтому паузы заполняются воображаемыми фразами, которых тебе не говорили. И даже не думали говорить.

– Таково ваше профессиональное мнение, доктор Мёрфи? – хмуро спросил я.

Она фыркнула и, не ответив, сжала мою руку. Ее ладонь была маленькой, сильной и теплой. Последнее время мы частенько держались за руки.

Я приехал приготовить ей что-нибудь на обед. Кулинарные навыки у меня скромные, но терпимые, а поэтому мы до отвала наелись запеченной в духовке курицы с картошкой и свежим салатом. Кэррин было непросто передвигаться по кухне – из-за бедра, плеча и тех перевязок, что удерживали руку и ногу в более-менее неподвижном состоянии, – а от покупной еды ее уже тошнило. Еще бы, которую неделю на больничном. Вот я и приезжал раз в пару-тройку дней, чтобы приготовить ей что-нибудь вкусное, когда у детей Карпентеров появлялась возможность посидеть с Мэгги.

– Раз уж речь зашла о докторах, – продолжил я как ни в чем не бывало, – что сегодня сказал врач?

– Первый раунд операций прошел нормально, – ответила Кэррин и со вздохом прижалась щекой к моей руке.