Помимо всего прочего, это объясняло и то, как она ухитрялась оказываться поблизости всякий раз, как я попадал в Небывальщину. И как шла по моему следу спустя считаные секунды после того, как я его оставлял.

Она просто поджидала меня, чтобы охранять.

От любой опасности… Кроме себя самой.

– Итак, – произнесла она невозмутимо-деловым тоном. – Ты оставил у меня в саду на хранение изрядную груду своего снаряжения.

– Ситуация требовала экстренных мер.

– Я так и предположила, – кивнула она. – Разумеется, я сохраню все это или верну тебе, как тебе будет угодно. А в случае твоего исчезновения передам это назначенному тобой наследнику.

Я устало рассмеялся.

– Вы… Ну еще бы! – Я покосился на Мыша. – А ты что думаешь, малыш?

Мыш посмотрел на меня, потом на Леа. Затем сел – впрочем, по-прежнему не сводя с нее настороженного взгляда.

– Угу, – согласился я. – Вот и мне так кажется.

Леанансидхе отозвалась на это широкой улыбкой:

– Хорошо, что ты принимаешь мои наставления близко к сердцу, детка. Мир, в котором мы живем, холоден и безжалостен. Только сильный телом и духом способен управлять своей судьбой. Не доверяй никому. Даже тому, кто тебя защищает.

Я посидел немного, размышляя.

В вопросе моей защиты моя мать, похоже, выказала изрядную дальновидность. Она даже предвидела, что рано или поздно я найду моего единоутробного брата Томаса. Может, она приготовила для меня и еще что-нибудь? Что-то такое, о чем я и не догадывался?

Как бы я передал наследство ребенку, зная, что сам до этого не доживу? И что это за наследство может быть, если не считать набора магических приспособлений, которые можно, в принципе, достать и без чьей-либо помощи?

Единственным настоящим моим наследством оставалось знание.

Однако, клянусь богами, большими и малыми, знание – наследство, но наследство опасное. Представляю себе, что могло бы случиться, узнай я лет этак в пятнадцать те тайны магического ремесла, до которых дорос своим умом к тридцати годам. Это все равно что дать в руки малолетнему ребенку заряженный и снятый с предохранителя пистолет.

В таких делах совершенно необходим предохранитель – что-то такое, что не давало бы ребенку доступа к вышеупомянутым знаниям до тех пор, пока он не повзрослеет, чтобы пользоваться ими более или менее разумно. Особенно если этот ребенок – чародей.

Я улыбнулся. Например, что-то вроде способности признать собственное невежество. Выраженное самым что ни на есть простым способом: готовностью задать вопрос. В конце концов, мою мать назвали Лефей не за красивые глаза.

– А скажите, крестная, – тихо спросил я, – не оставила ли моя мать вам что-нибудь, чтобы передать мне, когда я дорасту до этого? Книги? Карты?

Леа медленно, глубоко вздохнула. Глаза ее сияли.

– Так, – прошептала она. – Ну-ну-ну.

– Ведь оставила?

– Разумеется. Но меня просили, чтобы я предостерегла тебя. Это смертельно опасное наследство. Если ты примешь его, то примешь и все, что ему сопутствует.

– Что именно?

Она повела плечом:

– С этим у каждого по-своему. Твоя мать, например, лишилась полноценного сна. С тобой может случиться что-нибудь и похуже. А возможно, вообще ничего.

Я подумал еще немного и кивнул:

– Я хочу получить это.

Леа не сводила с меня взгляда. Она подняла руку ладонью вверх, сжала пальцы и снова распрямила их.

На ладони у нее лежала маленькая, алая, как кровь, рубиновая пентаграмма.

– Здесь собрано все, что она знала о Тропах, – тихо сказала Леа. – Каждая тропинка, каждый обход, каждая лазейка. Она так поднаторела в их поисках, что в конце концов научилась предсказывать их изменения. Видишь ли, Тропы могут меняться от десятилетия к десятилетию, но твоя мать точно знала, где они находились и где будут находиться. Мало кто из моих сородичей может похвастаться такими знаниями. – Она прищурилась. – Вот, детка, какое знание лежит тяжким грузом в моей руке. Лично я полагаю, что оно тебя уничтожит. Однако же выбор за тобой.