Удары разнеслись по пещере гулким эхом. После этого в подземелье на мгновение воцарилась тишина, а затем створки медленно растворились, выпустив на нас вал света, красок и звуков.

Трудно сказать, чего я ожидал от Зимнего двора, но никак не биг-бенда. Самый настоящий духовой оркестр наяривал где-то за дверями, а барабаны громыхали и ухали с качеством звука, какого не достичь каким-нибудь драмсинтезатором, только настоящей кожей. Свет за дверью оказался приглушенный, окрашенный в разные цвета, словно помещение освещалось елочными гирляндами, и я разглядел за дверью кружащиеся в танце силуэты.

– Осторожно, – пробормотал я. – Не давай музыке захватить себя.

Сделав еще вдох, я шагнул через порог.

Помещение, в котором мы оказались, больше всего напоминало отель времен славных двадцатых годов. Черт возьми, да это, возможно, так и было, если отель просел в землю, чуть покосившись при этом набок, а затем его украсили в стиле, не имеющем ничего общего с человеческой культурой. Впрочем, чем бы раньше ни служило это место, оно явно предназначалось для танцев. Пол был вымощен розовым мрамором, понижавшимся в нескольких местах невысокими ступенями. И на этой мраморной поверхности танцевали Зимние сидхе.

Назвать это зрелище красивым было бы преуменьшением. Черт, это было бы все равно что не сказать ничего. Мужчины и женщины словно попали сюда из мюзикла сороковых годов: чулки, юбки до колен, армейская и флотская форма тех лет… Прически и стрижки тоже вполне укладывались бы в тот стиль, если только не обращать внимания на цвет волос. Первая девица-сидхе, попавшаяся мне на глаза, щеголяла волосами купоросно-синего цвета, да и остальные не уступали ей в этом с их золотыми, серебряными и любыми другими локонами. Там и здесь вспыхивали бликами самоцветы украшений, продетых в уши, брови или губы, а вокруг танцоров переливался завораживающий нимб, имеющий у каждого свое неповторимое сочетание цветов, – корона энергии, магической силы сидхе.

Впрочем, даже без этой ауры завораживало то, как они двигались, и я с трудом заставил себя отвести взгляд от этой картины: мелькнувших на мгновение из-под разметавшихся в повороте юбок безупречных ног, выгнувшегося в сильных мужских руках женского тела, переливавшихся в свете разноцветных огней волос. Среди танцующих не нашлось бы ни одного, по сравнению с которым топ-модели с обложек журналов не показались бы посмешищем.

В отличие от меня, Билли не такой параноик: он восхищенно глазел на танцующих широко открытыми глазами. Я толкнул его бедром с силой, от которой у него клацнули зубы; он встрепенулся и виновато покосился на меня.

Я еще раз оторвал взгляд от танцующих – примерно двадцати пар – и принялся изучать остальную часть зала.

С одной стороны помещения возвышалась эстрада, на которой играл оркестр. Музыканты во фраках были смертными и казались нормальными людьми – то есть почти уродами по сравнению с танцорами, для которых они играли. Приглядевшись, я заметил, что вид у музыкантов, и мужчин, и женщин, изможденный, голодный. На их фраках виднелись пятна пота, волосы висели немытыми, неопрятными прядями, а на лодыжке у каждого обнаружился серебряный браслет, и соединявшая браслеты цепь вилась по эстраде у них под ногами. Впрочем, огорчения от этого они не выказывали – скорее наоборот. Музыка, похоже, захватила их, и они вкладывались в нее целиком, без остатка. И играли великолепно – на уровне лучших джаз-банд, какие мне только приходилось слышать.

Это не отменяло того факта, что они оказались в плену у фэйри. Однако их самих это, похоже, не беспокоило. Музыка заполняла огромный каменный зал, стряхивая пыль с высокого, скрывавшегося в темноте потолка.