Шериф свернул на обочину – уточнить маршрут у босоногого мальчика лет тринадцати, лупившего по придорожной траве тонким стеблем тростника. Выслушав вопрос, мальчонка ткнул палкой в сторону и пустился в подробные разъяснения. Соломон то и дело ловил на себе недобрый взгляд Тайлера, каким обычно смотрят на рецидивистов или кляузников.

Расположенный неподалеку от плантации дом издольщика производил удручающее впечатление. Ветхая приземистая конструкция без намека на фундамент стояла на голой земле. Некрашеные бревна годились больше на растопку, чем на стены. Убогому жилищу минул не один десяток лет, и любой мало-мальски сильный ураган грозил разнести его в щепки.

Соломон быстро оценил обстановку. Никаких игрушек во дворе. На пустой бельевой веревке, натянутой за домом, сидели две черные глянцевые вороны. На крыше не торчала телевизионная антенна. В окнах первого этажа – занавески, но никаких ставен снаружи. Окна, как ни странно при такой жаре, были закрыты.

– Я пойду один, – объявил Соломон.

– Валяй, – разрешил Маклин, однако из машины вылез.

Тайлер не сдвинулся с места и закурил новую сигарету. Шериф с подручными выбрались из универсала, но только затем, чтобы хоть немного проветриться, и принялись обмахиваться шляпами.

Соломон шагнул к двери и постучал. Она моментально распахнулась, и на пороге возникла девочка в синем хлопковом платье с белым кружевом, свисающим с подола.

– Здравствуй, – улыбнулся Соломон. – Родители дома?

Она смотрела на него большими карими глазами, едва приподняв голову.

– Вы врач?

– Нет, мисс.

Девочка молча развернулась и скрылась в коридоре. Соломон ждал, пока она позовет кого-то из старших, но из недр помещения не доносилось ни звука. Ни голосов, ни топота ног. Коридор разветвлялся направо и налево, однако внутри царил кромешный мрак. Переступив порог, Соломон поначалу не мог освоиться после яркого света.

Земляной пол постепенно сменился деревянным настилом. Внезапно из темноты вынырнул молодой, не старше двадцати, парень с пакетиком соленых крекеров.

– Ты хозяин? – приветливо спросил Соломон.

– Нет, сэр, – ответил паренек с набитым ртом.

– Отец дома?

– На плантации.

– Но зовут его Джамус?

– Да, сэр.

– А как твое имя, сынок?

Парнишка прожевал очередной крекер.

– Коулман, сэр. Коул.

– Твоя мама здесь, Коул?

Любитель крекеров кивнул и, сделав знак Соломону, зашагал прочь. Агент проследовал за ним в боковую комнатку, устланную овальным домотканым ковром с расставленной вокруг скудной мебелью. В углу возле окна, выходившего на сахарную плантацию, сидела женщина лет сорока. Заслонившись ладонью, женщина горько плакала, слезы стекали по руке и капали на бежевое домашнее платье.

Соломон собирался окликнуть ее, однако в последний момент передумал. Расспрашивать скорбящую мать – дохлый номер. Пусть лучше поплачет.

– Он в задней комнате, – произнес Коул, не сводя глаз с матери. – Прикованный.

Соломон принялся плутать по дому. По пути ему встретились еще трое ребятишек. Наконец он уперся в запертую дверь рядом с кладовой. Из-за двери доносился характерный лязг цепей и скрип кроватных пружин. Следом раздалось леденящее кровь карканье. Соломон вздрогнул, но после сообразил – кричали вороны на бельевой веревке. Значит, он на месте.

Дверь открывалась в коридор. Комната больше походила на чулан, нежели на спальню, хотя у дальней стены стояла кровать, застеленная тонким матрасом без простыни. На кровати, спиной к двери, лежал худенький мальчик. От металлических перекладин к кандалам на щуплых лодыжках и запястьях ребенка тянулись довольно массивные цепи. Изножье матраса было заляпано кровью – мальчик пытался высвободиться из оков, сдирая кожу на щиколотках, ступни у него распухли и размером не уступали взрослому.