Ашри шумно вздохнула, открыла глаза и покрутила фиал меж пальцев:

– Торговец из Чёрного Цветка, – свет отразился от кусочка перламутра внутри фиала и вспыхнул, освещая во мраке памяти имя. – Бина Дар Варун. Мы встретились в Башне Журавля, когда Дархи Тау замедлил свой ход.

– Ммм, кто это у нас тут благоухает?

Ашри так и подпрыгнула. Клыкарю хватило реакции отпрянуть, иначе элвинг добавила бы к его ссадинам ещё одну новую, с размаха ударившись головой об его нос.

– Ты что творишь? – взъелась элвинг.

Грав потянулся, взял подругу за плечи и, уткнувшись носом в макушку, шумно втянул воздух.

– Интару тебя в гриву, – девушка вывернулась, отряхивая волосы. – Ты меня обнюхал?

– Не мог упустить такой момент, – промурчал бист. – От тебя пахнет элвинг!

– Я и есть элвинг! – сложила на груди руки Ашри.

– С этим можно поспорить, – Клыкарь жестом изобразил нетипично вывернутые в стороны уши и попытался было выписать формы в районе груди, когда в него прилетела одна из книг.

Ловко перехватив доверенное детище Книгопута, Грав сморщился, ощутив в боку неприятную тянущую боль и, чтобы скрыть это от напарницы, потянулся и уставился на обложку. Пробежав взглядом заголовок, Клыкарь неподдельно зевнул и положил книгу на топчан.

– От тебя зато несёт, как из помойной ямы, – буркнула Ашри.

Грав ещё раз зевнул, дыхнул в ладонь и сморщился. В памяти всплыл отвратный запах ночного пойла, которое словно пропитало его насквозь: выйди на луг, и цветы завянут. Видимо, от этого весь Мэйтару и превратился в пустыню – от Энхар до белых песков самогон на этом континенте варить совершенно не умели. Следом за тошнотворным запахом Грав ощутил жажду. И она тоже была в лучших традициях Мэй – изнуряющей.

– У меня во рту словно орхи обгадились, – шумно выдохнул Грав. Оглядевшись, он, отыскал кувшин с водой и сделал хороший глоток.

Ашри скривилась, жалея, что в этой каморке нет окон, и ждать спасения неоткуда. Клыкарь же продолжал бродить по пятачку между мебелью, как призрак, прикованный к своему могильному камню. Он то зевал, то потягивался. Элвинг следила за ним, пребывая в противоречивых чувствах. С одной стороны, глядя на следы ночной заварушки, которые переливались всеми цветами на теле друга, она испытывала жалость и сочувствие, но с другой… Ашри вспоминала, что этой драки можно было избежать, и тогда элвинг охватывала такая злость, что она была готова выдать порцию новых тумаков.

– Где моя рубаха? – наконец изрёк Клыкарь, почесал бок и ощупал синяки. – Ха, я пятнистый, как лесной кот!

Ашри покачала головой:

– Помойся, а то несёт от тебя, как от пропастины.

Грав залыбился, уже собираясь сказать очередную остроту, но мысль запуталась, висок пронзила боль, а слова стремительно раскатились и перемешалась. Момент был упущен. Клыкарь лишь хмыкнул, затем поискал тряпку, что сойдёт за полотенце, нашёл в углу свою рубаху, заляпанную пятнами засохшей крови, и, насвистывая, вышел за дверь, даже не обуваясь.

Ашри же устало потёрла виски. Хоть она и не прикладывалась к злополучной бутылке, но и в её голове поселился десяток жужжащих пчёл. Спала она недолго и отвратительно: перед глазами то и дело вырастал чёрный силуэт, сверкали вспышки огней и плясал круг камней. Сейчас Азуровые купальни и Чёрная Птица казались отголосками чужого сна. И если бы не лёгкий аромат розы, она бы окончательно поверила, что это и было лишь плодом её воображения. Но… То, что монстр из детских кошмаров явился ей наяву, она тоже принять не могла.

Рыкнув от злости и бессилия, Ашри рухнула на стул и начала листать книги, поглядывая в листок со своими заметками. Но заметок было мало, и ничего полезного для дела она так и не обнаружила. Это злило ещё сильнее. Ярость разгоралась внутри, сжигая остатки разума. Слова начали плясать, как растревоженные муравьи, буквы наползать друг на друга, планы и карты смешиваться в клубок линий, пятен и названий.