– Нет.

– Почему?

– Я – раб Божий, – сказал старик. – Рабам Божьим нечего бояться, разве только гнева Его. Кроме того, у меня дипломатический паспорт.

– Слуга Римского престола? – спросил корреспондент.

– Православная российская церковь, – сказал старик.

– Простите. Мне послышалось, что у вас итальянский акцент. И вы совсем не похожи на русского.

– Боже, – сказал старый монах. Он был сухощав и смугл. – Боже, опять! Однако почему не едет полиция?

– Понятия не имею. Я как раз заехал в полицейский участок, когда туда позвонили. Мы часто толчемся в полиции. Где же взять горячие новости, как не в полиции? Ребята сказали: вот адрес, там какая-то свара, езжай вперед, мы за тобой. Но что-то они не торопятся. Ох, не торопятся! Это не случайно. Боюсь, что да, не случайно.

Старик поднял на него глаза:

– Я вас не понимаю.

– И не надо. Желаете дальше ждать полицию? Извольте. В таком случае позвольте откланяться. Я бы попросил у вас благословения, но я прирожденный атеист. Мой покойный отец был социал-демократом старой закалки. Почти, можно сказать, первого призыва. Он видел живого Карла Маркса! Пожимал ему руку! Мать – активистка за равноправие женщин. Еще жива, но в пансионе. Восемьдесят два года, сами понимаете. У нас дома – в доме моего отца, я имею в виду – собирался политический кружок. Туда заходили русские марксисты, эмигранты. Они были все евреи! Практически все. Забавно, правда?

– Бог благословит всех, – сказал старик. – Эллинов, иудеев, марксистов и социал-демократов.

– Вот именно! – захохотал репортер. – Но мне пора.

– Счастливо, – сказал старик. – Ваша фамилия, наверное, Клопфер?

– Нет-нет-нет, – ответил репортер и быстро вышел.

Но тут же вернулся, сел напротив, раскрыл блокнот:

– Однако расскажите, что вы видели. И вообще как было дело. Хотя я не Клопфер, к сожалению. Был бы я Клопфер – хо-хо! В смысле – ого! А может, и к счастью. Мне и так хорошо. Скромный честный труд журналиста, да-с. Но это неважно.

Действительно, неважно.

Мало ли всяких политических кружков было в Вене перед войной.

Клопфер тоже был. А это – не Клопфер. Вернее, не сын того Клопфера.

Или он врет, что он не Клопфер.

Какая разница.

Что рассказывать?

Странная, невероятная история.

Сегодня утром он вышел из гостиницы.

Сказал своему помощнику, отцу Игнатию, что хочет пройтись в одиночестве.

Ноги сами привели его в кафе «Версаль».

Тем более что это было недалеко.

Буквально три квартала, два поворота.

Вот и вывеска.

Он остановился и послушал, не бьется ли у него сердце. Оно совсем не билось. Он даже взял себя пальцами правой руки за левое запястье. Пульс был. Тихий и ровный-ровный. Он вошел в маленький пустой зал и сразу сел за круглый столик лицом к окну.

Итак, он вошел и сел.

То есть я вошел и сел.

Господин репортер, если вы хотите понять, что здесь произошло, давайте начнем с самого начала, то есть с того момента, как я вошел в кафе «Версаль».

Итак, я вошел и сел.

Подошел официант.

– Изволили приехать на конгресс? – спросил он, подавая мне книжечку меню.

– Вы уже всё про меня знаете, – сказал я. – Однако интересно, откуда?

– Вена – город конгрессов, – сказал он.

– Швейцария – страна гор и озер, – сказал я и раскрыл меню. – Рим, если вам угодно, – город женщин и велосипедов.

– О! – сказал официант. – Так и есть! Итальянки, о!

Да, да, разумеется. Америка – край автобанов и ку-клукс-кланов. Вена – город кофе и булочек. Оперы и психоанализа. Усатого кайзера Франца-Иосифа и вечного страха австрияков перед пруссаками. Такими же усатыми.

Этого я, конечно, не сказал вслух. Хотя хотелось. Странное веселье охватило меня. Хотелось шутить, каламбурить, перебрасываться остротами. Веселье, не подобающее моему возрасту и сану.