– Теодорыч, а может, антенна плохая?
– Я ее сам делал. – Кренкель посмотрел на меня, как на врага народа.
– Тогда ладно, – поспешил я исправить ситуацию, – я-то думал, она еще с Копенгагена.
Радист промолчал, закуривая папиросу от зипповской зажигалки, купленной, видимо, в Дании. А пепел стряхивал в оригинальную пепельницу, представлявшую из себя перевернутую рынду на подставке, и с надписью славянской вязью по ободку «Сибиряков». Проследил за моим взглядом и кивнул.
– Оттуда. У капитана на память выпросил. Если тогда винты потеряли, кто рынды хватится?
Да, действительно, кто будет искать небольшой колокол, не самую необходимую вещь на корабле. Так и мы втроем пропали, и хрен бы с нами. Кто вспомнит среди прочих двух обычных архангелов и одного простого полусвятого опричника? Разве что Перун, да и то под сомнением. Отплытие наше в аккурат на Ильин день пришлось, а ему потом по всей стране грозы организовывать. Заметили, что после 2 августа редко когда громыхнет? Отдыхает Илюша. Только если сапогом в помешавшего херувима бросит.
Ох, сироты мы, сироты. Связи с базой нет. Да что с базой, с Гиви не могу мысленно связаться. Вот попадалово… Давеча брился с утра, так порезался в трех местах. Это при том, что шкуру мою даже турецкие ятаганы не брали. Потому и первым на стену Измаила поднялся. Обижался потом родственник, что город его имени на шпагу взял. Да, а сегодня вдруг порезался. Проводим инвентаризацию дальше. Меч, положенный по должности, остался. Толку только с него. От чаек буду отбиваться, от тех, что Гиви не дострелил. А что, летать пока могу. Легкую иллюзию – тоже могу. Пожалуй, и все… Способности к трансмутации нас давно лишили, с тех пор как Гиви воду в вино научился превращать. А пошло оно все…
– Эрнст Теодорович, а ты в Бога веришь?
– Нет, Изяслав Родионович, я материалист.
– Ну, тогда скажи мне как материалист материалисту… Представь себе гипотетическую возможность существования Его. – я посмотрел в потолок. – И надо установить с Ним связь.
Кренкель радостно заржал и переспросил:
– С самим Господом?
– Не обязательно, – я улыбкой поддержал шутку, – достаточно просто связаться с кем-то из святых.
Радист принял задумчивый вид, удивительно сочетая его с непрекращающимся смехом. Почесал нос, видимо, ухватывая ускользающую мысль, и изрек:
– Икону надо на антенну вешать. Во всяком случае, именно так я бы и сделал.
– Серьезно?
– Ответ соответствует вопросу, – усмехнулся Кренкель. – Вот если бы с Кощеем нужно было связаться, я бы у биолога скелет выпросил.
– Кощеев не существует, – заверил я радиста.
– А Бог?
– Эрнст Теодорович, давай не будем устраивать теологические диспуты. Скажи лучше, у тебя иконы есть?
– Откуда, Изяслав Родионович? Я в детстве в лютеранстве воспитывался.
– Да, – покачал я головой, – с точки зрения ОГПУ, это большой грех. Но где же нам взять икону?
– У боцмана есть. Только ни за что не признается.
– Так пойдем? У меня и не такие признавались.
Заморского мы нашли довольно быстро. Первый же палубный матрос махнул рукой в сторону нагромождения ящиков, за которыми и обнаружился боцман, устанавливающий капканы. Нимало не смутясь, он пояснил:
– На собак охочусь. Замучили, гадины.
– Смотри, Сан Саныч, – предупредил я Заморского, – если такс в капкан попадется, товарищ Архангельский будет очень недоволен.
– Не попадется, товарищ Раевский. Он сырое мясо не ест, кок отбивными набаловал. Так что не беспокойтесь, ничего с таксом не случится, ей-богу.
– Кстати, о Боге, Сан Саныч. Нам тут с товарищем Кренкелем, для научного эксперимента, срочно икона понадобилась. Не подскажете, случайно, где бы нам ее найти? Понимаете, задание партии… и все такое.