– Я могу узнать ваши фамилии? – строго спросил он.

Человек в пенсне вытянул из кармана часы и взглянул на циферблат.

– У нас времени нет, дела.

Банда выкатила на улицу.

Задвинув засов, Саблин привалился к двери взмокшей спиной.

– Ничего не понимаю… Убейте меня на месте, но мне это недоступно…

– А что тут понимать? – презрительно бросил Клим. – Этот негодяй служит в каком-нибудь подотделе снабжения, деньги вышли – вот он и созвал дружков для набега. Знает, крыса, что ему ничего не будет: за буржуев никто не вступится. А иностранец – кто его знает? Вдруг и вправду с Лениным за руку здоровался?

Клим вынул из кармана преступную бутылку.

– Напейтесь, доктор, а то на вас лица нет. – Он накрутил шарф и застегнул пальто. – Я на Гребешок; ночевать там буду. Дверь никому не открывайте, царя сожгите. И пусть Любовь Антоновна не ходит в одиночку по темноте.

Но Любочка вернулась не одна: товарищ Осип проводил её до крыльца, откозырял и исчез в снежном буране.

Она с удивлением оглядела разорённую прихожую.

– Что здесь произошло?

Саблин, измученный и пьяный, вышел к ней с бутылкой в руке.

– Доброй ночи, солнышко. Хочешь выпить? Клим нам шампанское принёс и даже умудрился спрятать его под пальто во время обыска.

Любочка спустила платок на плечи.

– Я попрошу Осипа, и он даст нам охранную грамоту или ещё что-нибудь, – проговорила она дрогнувшим голосом.

– К нам приходили, – сказала Нина, как только Клим вошёл в дом.

– Кто?

– Товарищи, кто же ещё?

Вокруг царил разгром. Значит, это всё-таки был не единичный налёт, а спланированная кампания.

– Они нашли вино? – дрогнувшим голосом спросил Клим.

Нина покачала головой.

– Если бы нашли, мы бы тут не сидели. Но у нас забрали всё ценное, даже почти всю одежду. И, кроме того, нам запретили выезжать из города. Поставили в документы штамп, и мы теперь не имеем права покинуть Нижний Новгород без специального разрешения.

Жора тоже вышел в прихожую.

– Забастовка железнодорожников кончилась, и теперь всем буржуям ограничили свободу перемещения – чтобы мы не разбежались. А то кого винить во всеобщем развале? Но это и к лучшему: хватит сидеть сложа руки! Мы должны драться.

– Нет, – покачала головой Нина, – мы уедем. Это уже не игрушки, нам объявили войну.

– Вот и прекрасно!

– Тебя убьют! Если самому себя не жалко, подумай о Елене и обо мне.

Она посмотрела на Клима, ища поддержки.

– Я поеду в Петроград и потребую у аргентинского посла, чтобы мне помогли вывезти вас за границу, – произнёс он. – Нам не откажут – все-таки у меня есть имя и кое-какие связи в Буэнос-Айресе.

– Только крысы бегут с тонущего корабля! – закричал Жора. – Как я поеду без Елены? Куда я поступлю в вашем Буэнос-Айресе? На дворницкую службу? Я же ни слова не знаю по-испански!

– Иногда людям приходится принимать непростые решения, – тихо сказала Нина.

Весь вечер Жора не мог найти себе места. Как уезжать? Как рассказать обо всём Елене? А вдруг Клим вовсе не собирается вывозить их в Аргентину и лишь хочет сбежать, воспользовавшись благовидным предлогом?

Впрочем, Жора прекрасно его понимал. Сначала большевистская революция казалась Климу забавным приключением, о котором можно писать в газетах, но теперь он понял, что дело принимает серьёзный оборот. Клим не такой дурак, чтобы взваливать на себя ответственность за лишние рты; тем более сейчас, когда у него не осталось ни отцовских денег, ни работы.

Нина, Клим и Жора до полуночи сидели в разгромленной гостиной. Клим размешивал угли в печи, нарочно выбивая искры, и по его хмурому лицу гуляли огненные тени.