– Ну, как успехи? Готовы к автопробегу? Проходите, садитесь – и рассказывайте!

Париж – тоже игрушка-«фукурума», внутри Парижа-мира – множество миров. Мир выставок, салонов, вернисажей не так и мал (столица искусств!), но и не столь необозрим, все серьезные фигуры – на виду. А уж кураторы выставок, настоящих, в залах и галереях, овеянных мировой славой – своего рода каста.

Брахманы!

Он вошел в эту касту легко, с первой попытки. Коллекционер, завсегдатай аукционов, ценитель и знаток. Денег несчитано, нужных знакомств немерено. А еще улыбки, хоть альбом издавай. Брахманы не слишком охотно, но потеснились. В конце концов, выставка намечалась не слишком обычная, с немалой долей риска.

Шеф риска не боялся.

Эксперт Мод Шапталь познакомилась с ним случайно, на большой выставке в Лувре, куда пришла не по зову души, а по служебной надобности. С тех пор следила издали, слушая, как в висках бьется кровь, как звенят ключи в сумочке. Ближе не подходила, пока этой зимой не заговорили о выставке «Искусство Свободной Франции». Тогда собралась с силами, сцепила зубы…

… Годами под сорок, загорелый, острые складки у губ, еле заметные морщины на лбу, острый взгляд темных внимательных глаз. Такого не изваять из камня, разве что взять квебрахо, чудо-дерево из боливийской сельвы.

Однажды, зимним вечером, она даже разметила холст для портрета. Потом, испугавшись, сняла с подрамника, спрятала подальше.

– Мы готовы, шеф. Вынуждена констатировать, что ваши кандидатуры очень удачны. И «Вспышка» понравилась. Признаю честно: вы в очередной раз оказались правы. Какие будут указания, шеф?

– Не указание – просьба. Больше доверия, мадемуазель Шапталь! И себе самой и, если это возможно, мне. Хороших людей искать интереснее, чем хорошие картины. У меня, к счастью, немалый опыт… И, как я и обещал, немного о политике. Наша выставка – не просто попытка поддержать немецких коллег. Это знак для Гитлера и его банды. Свободная Франция не собирается терпеть мерзости, которые творятся в Рейхе. Наши картины – авангард, легкая кавалерия, следом вступят в бой кирасиры. Начать атаку доверено именно нам. Вам, мадемуазель Шапталь! Согласны?

Стучала кровь в висках, неслышно перезванивались ключи в сумочке, пылился свернутый холст в углу заброшенной студии. Крылья мельниц застыли посреди вечного циферблата – неба.

Больше доверия, шеф? Еще бы немного, и поддалась. Не-е-ет!..

– Согласна!

На этот раз он был рад дождю, мелкому, тщательно просеянному сквозь небесное сито, почти незаметному, если время от времени не притрагиваться к волосам. Парко и душно, но это лучше, чем горячее майское солнце. Почти сутки в железном, зашитом со всех сторон ящике-вагоне, вымотали до самого донышка. А ведь все только-только начинается. Еще один шаг…

Двор именовался здесь очень торжественно – «плац», хотя походил именно на двор где-нибудь на большом ранчо в Южной Калифорнии. Неровный квадрат, с трех сторон приземистые кирпичные бараки, с четвертой дощатый – высокий забор. Но здесь не ранчо, поверх забора – колючая проволока в три ряда, а вокруг не бравые ковбои, а все те же «черные» СС.

На крыше одного из бараков – высокая решетчатая антенна, на стене другого – аляповатый красный крест, издали похожий на кляксу. Приехавших выстроили рядами посреди плаца, рядом стала охрана, а больше никого. Время от времени из-за бараков доносился негромкий собачий лай.

Губертсгоф…

Стояли больше трех часов. Дважды тяжелые железные ворота открывались, впуская пополнение. Их тоже строили в ряды, подравнивали, и начиналось уже привычное.