С восторгом отозвался о романе Виктора Петровича Астафьева «Прокляты и убиты».

Вспомнил Николая Робертовича Эрдмана, Александра Исаевича Солженицына, спросил о самочувствии Василия Павловича Аксенова, который был тогда еще жив.

– Я в Хельсинки когда ставил спектакль, то у меня имелся ключ от театра, того самого, который рядом с железнодорожным вокзалом. Я там и ночевал, удобнее, чем в гостинице. Однажды ночью пришел, ключ не лезет в замок. Ну все, думаю, что делать, когда театр пуст, никого в нем нет, даже вахтера? Ладно, думаю, пойду на вокзал, пересижу там, думаю, до утра, но тут ключ наконец-то влез, – рассказывал Юрий Петрович.

Великий человек! Великие люди! Какое счастье! Юрий Любимов, Савва Морозов, Константин Станиславский, Виктор Астафьев, Николай Эрдман, Александр Солженицын, Василий Аксенов!

– Счастье и выигрышный билет, что я лично знал хотя бы некоторых из этих великих граждан, – решил Гдов.

Который так разволновался, что больше работать и не мог в этот день уже.

1. Существуют ли вообще «новые русские»? Или это условный, расплывчатый термин вроде «социалистического реализма»?

2. Можете ли вы спрогнозировать дальнейшую судьбу Михаила Ходорковского? Думаете ли вы о нем в пасхальный праздничный день? И о том, что христиане должны поступать друг с другом по-христиански?

3. Почему СССР фактически не смог выиграть советско-финскую войну? Политкорректны ль размышления Гдова, в частности, его фраза: «Но уж если навалились, надо было побеждать»? Или они изобличают в нем латентного империалиста? Что такое вообще «политкорректность» и как вы относитесь к практике ее применения в западных странах – Франции, Англии, США? Каковы перспективы политкорректности в России?

4. Каких еще граждан нашей страны вы сочли бы великими, пополнив скудный и случайный список Гдова?

5. Определяется ли величие страны количеством живущих в ней великих граждан? Чем вообще определяется величие любой страны, а в данном конкретном случае – величие России?

Писатель Гдов сидел за письменным столом и пытался работать. Он хотел создать широкое полотно, живописующее неумолимый бег времени, когда человек, вчера еще совершенно молодой, вдруг оказывается совершенно старым, и это из века в век вызывает у людей удивление. Правильно, совершенно верно подметил когда-то поэт Дмитрий Александрович Пригов:

Ну и довольно справедливо пелось в 1956 году на слова поэта Николая Доризо, музыка Никиты Богословского, в советском оттепельном фильме «Разные судьбы». Там играл юный красавец актер Юлиан Панич, ставший впоследствии антисоветчиком и сотрудником радио «Свобода». То есть пел, конечно, не сам Панич, а знаменитый отец еще более знаменитой Алисы Фрейндлих. Актер по имени Бруно Фрейндлих, выступивший в роли старого советского композитора по фамилии Рощин, который оторвался от жизни, но сблизился по любви с юной девушкой. Которая тоже влюбилась в него, однако лишь по расчету, чтобы у нее стало много композиторских денег, а то она была бедная. Вот что справедливо пел Рощин-Фрейндлих:

Пел да и пел, пока девушка его не бросила.

Гдов вздохнул: «Вот же сука мещанская!» Гдов вдруг задумался о «первом поэте немецкой нации» Иоганне Вольфганге Гёте с его Фаустом, Маргаритой, буршами, блохой, Мефистофелем и Лоттой, которая в Веймаре. Неожиданно вспомнил своего старого старшего друга Федота Федотовича Сучкова, знаменитого московского старика шестидесятых-восьмидесятых годов канувшего ХХ века. Скульптора, прозаика, поэта, который некогда учился в Литературном институте им. А.М.Горького, был юным другом великого Андрея Платонова, получил от большевиков тринадцать лет каторги и ссылки, отсидел и отбыл все от звонка до звонка, в Литинституте восстановился, став однокашником Ю.Казакова и Б. Ахмадулиной, сделал небольшую советскую карьеру, потом сам же ее порушил, подписав письмо «за Чехословакию» в 1968-м.