То есть то, что машинистка Злата рассказ молодого писателя Гдова перепечатывала, – это непременно, другой штатной единицы машинистки в газете не было. Но читала ль она, поняла ли, кого он действительно имел в виду, описывая в рассказе дерзкую, высокую, симпатичную девчонку, бригадира бетонщиков К-ской ГЭС, влюбившись в которую стиляга Эдик исправился с помощью букиниста? Ее он описывал! Ее! Злату, кого же еще!

И вот их обоих, Злату и Гдова, послали за дополнительной порцией алкоголя во время скромного редакционного междусобойчика, посвященного неизвестно чему, и вот уже они идут, нагруженные тяжелыми бутылками «Вермута крепкого» и портвейна «Кавказ», по заснеженным темным аллеям Центрального парка культуры и отдыха им. Горького, потому что редакция помещалась с одной стороны парка, а винный магазин – с другой, нужно было только пролезть в узкую дыру забора для экономии времени.

– Фу, совсем я упарилась, – сказала Злата (так, еще раз напоминаю, звали машинистку) и, расстегнув свою беличью шубку (зима в тот год была на диво теплая), вдруг озорно подмигнула Гдову: – Хочешь?

– Да ладно, уже скоро придем, у меня штопора нет и перед ребятами неудобно, ждут, – забормотал Гдов, в очередной раз опуская глаза.

– Вот же дурачок! – Она вдруг резко опрокинулась спиной в сугроб, как в детской сибирской игре под названием «Фигура», когда игроки по очереди падают в снег, а потом спорят, чей отпечаток самый четкий.

– Иди сюда, – позвала она робкого влюбленного из сугроба и тихо-тихо добавила грубым прокуренным голосом: – Только чур в меня не кончать.

Поднялся ветер, заскрипели кедры Центрального парка культуры и отдыха им. Горького, ясный месяц показался в разрывах ночных туч.

Теперь и профессии-то такой нет, машинистка, когда кругом одни компьютеры.

Гдов, осмыслив всё это, так разволновался, что больше работать и в этот день уже не мог.

1. Вызывающе ли ведут себя современные женщины?

2. Правда ли, что Злата была молдаванкой, а не сербиянкой, цыганкой, египтянкой, болгаркой, венгеркой или еврейкой? Не хочется ль отдельному читателю воскликнуть, прочитав главу XIII: «Осторожно! Пошлость!»?

3. Почему Гдов именует тяжелыми бутылки «Вермута крепкого» и портвейна «Кавказ»?

4. Исчезла ль окончательно старинная и почтенная женская профессия машинистки? Или, может быть, трансформировалась в нечто другое? Мог ли при советской власти мужик работать машинисткой?

5. Что есть истина? Существует ли она? Или нынче все относительно в этом грешном мире?

Писатель Гдов сидел за письменным столом и пытался работать. Он хотел создать широкое полотно на тему Добра и Зла. Что Зло, конечно же, всегда побеждает Добро, но победа эта – временная, а Гармония, которая существует в мире вопреки Хаосу, – вечна. Нелегкая задача для литератора, даже такого опытного, как Гдов, который в первый (и последний) раз участвовал во Всесоюзном совещании молодых советских писателей еще аж в 1974, что ли, году! Бесконечно, безумно давно, в другой (без преувеличения) жизни. Все вспомнилось ветерану авторучки, пишущей машинки, компьютера…

Их тогда поселили в гостинице «Юность», которая и теперь существует рядом со станцией метро «Спортивная», недалеко от Лужников (187 номеров, от 2700 до 6400 руб. за ночку. Капитализм, товарищи! Капиталистов мы по ценам уже, считай, обогнали!).

На всех пяти этажах этой модерновой комсомольской гостиницы кучковались тогда, в 1974, что ли, году, молодые советские писатели. Вот как коммунистическая партия и правительство заботились о литературе, культурном имидже собственной страны, чтоб коммунякам не дали раньше времени под задницу коленом! «В этом смысле нынешние начальники страны должны у прежних учиться, повторенье – мать ученья», – вывел Гдов.