– Эй! Я здесь!

Внизу прогромыхали нестройные шаги подбегающих стражников, вмиг окруживших старика. Тот даже не шевельнулся – но, дождавшись, когда вокруг столпились воины, вскинул руки.

– Куда же вы, здесь все в огне! – воскликнул он странным голосом, болезненным эхом отозвавшимся в ушах Хасты. – Вы же сгорите!

Садовый домик мгновенно наполнился дикими криками, переходящими в хрипение. Воины один за другим попадали на пол. Кто-то катался, пытаясь сбить несуществующее пламя, кто-то корчился, как от боли. Искаженные лица, вытаращенные глаза, и более того – потрясенный Хаста со своего насеста увидел, как руки и лица стражников в самом деле покрываются пузырями ожогов.

Рыжий жрец прикусил себе кулак, чтобы не заорать и не привлечь к себе внимание страшного старца. Он и сам знал немало хитрых приемов, чтобы морочить головы простакам. Но он не видел, чтобы старец применил один из них. Старик ничего не бросал и не распылял, не было ни запаха, ни дыма.

«Он просто сказал им, что они в огне, – и они поверили… и сгорели! Ох, что-то и мне стало жарковато…»

Хасту замутило. Он только боялся, как бы не свалиться с балки прямо старцу под ноги. Чувства обманывали его; ему казалось, что садовый домик наполнен вонью обгорелой плоти и дымом. Он вскидывал голову и оглядывался, чтобы убедиться, что ничего вокруг не горит, и всякий раз его бросало в жар, но пламя, если и было, оставалось невидимым…

Старый жрец не шевельнулся, пока крики и стоны не затихли. Потом он вышел наружу. Хаста вновь услышал его голос – такой ровный, словно ничего особенного не произошло.

– Их поразило пламя Исвархи. Распорядись спрятать трупы, и пойдем в новое убежище. Надеюсь, там будет не так многолюдно, – ехидно добавил он. – Твой тайный сад напоминает проходной двор!

Вельможа ничего не ответил – должно быть, потерял дар речи.

В этот миг Хаста принял решение – немедленно отправиться к верховному жрецу и, буде он не в государевой тюрьме, подробно описать ему все случившееся. Святейший Тулум должен об этом узнать – и свидетель молчать не станет!

– Да, пойдемте, – еле слышно прозвучал голос вельможи. – Обопритесь о мою руку, учитель…

– Вот это да, – чуть слышно прошептал Хаста, когда неведомый вельможа и оба его сопровождающих скрылись из садового домика. – Спасаясь от мух, я угодил прямо в осиное гнездо!

Шаги стихли. Хаста, рискуя быть замеченным, осторожно свесился с балки. Но сколько ни пытался он разглядеть уходящих, видны были только нижний край длинного, расшитого золотыми нитями плаща царедворца да простые кожаные сандалии жреца, привязанные парой длинных ремешков крест-накрест под самые колени. Такие обычно носили гонцы и военные слуги, следующие за знатными всадниками в бою.

Хаста жадно всматривался, стараясь запомнить каждую примету, что-то необычное, по чему можно будет потом опознать заговорщиков. Пожалуй, ни одной броской зацепки… Впрочем, нет – цвет жреческого одеяния! В столице никто, кроме последних нищих, не наденет накидку столь грубого оттенка – тусклого, почти бурого. Такую одежду обычно носят далеко от этих мест, на севере, – вываривают ее с луковой шелухой. А что делать, если красителя получше там не сыскать? Северяне всегда были небогаты, а в последние годы обнищали окончательно. По всему выходило, что старый жрец прибыл с севера. Да он и сам упомянул, что ехал через Бьярму. Откуда? Только из Белазоры, главного города полночных земель на берегу Змеева моря, где находится великий и древний, почитаемый всеми Северный храм – второй по значению в Аратте.