Он сощурил глаза и приподнял бровь, а затем резко отвернулся от меня и залпом осушил серебряный бокал с шербетом.

– Да иди же ты, выходи уже! – евнух потянул меня за рукав, и я подалась назад.

И только когда за мной закрылись тяжелые двери, я поняла, что только что произошло. В моих руках был самый настоящий ключик к счастью.

– О аллах! Угораздило же! – жалобно причитал Масуд-ага, быстрыми мелкими шажками передвигаясь по коридорам в сторону гарема.

– Масуд-ага, что теперь будет? – спросила я, едва поспевая за шустрым евнухом.

– Что будет? Ой что будет! – он обхватил голову ладонями и удрученно покачал ею.

– Я сделала что-то не так?

– Молчи, хатун! Не сносить теперь тебе головы! – он резко остановился, так что я чуть не налетела на него, обернулся и поднял вверх указательный палец, – прознает Дэрья Хатун – смерть, валиде – смерть, хазнедар… – тут он задумался, – ну, она, вполне возможно, обойдется фалакой.

Я вытаращила на него глаза, не понимая, с чего это вдруг все захотят моей смерти. Ну, допустим, фаворитка – та действительно озвереет. А остальным-то с какой стати меня ненавидеть?

– Да за что? – воскликнула я.

– Ох, глупая, несчастная джарийе! Дэрья Хатун – от ревности к пылинкам на сапогах падишаха с ума сходит, а тут такая красавица! – Услышав комплимент, я расплылась в улыбке. – Чего улыбаешься? Лучше б ты была страшная, как верблюд! Жила бы себе спокойно, спала на перинке да в саду гуляла с госпожой.

– А она и не узнает, зачем ей знать? Пусть спит себе спокойно, – предложила я, подмигнув ему, как заправский заговорщик.

– О! Эта узнает! От нее разве скроешься? У каждой стены ее уши, у каждой двери ее глаза. Такая… – Масуд-ага, изо рта которого чуть было не вырвалось непристойное ругательство, поспешил прикрыть рукой рот. – А валиде другую девушку для повелителя выбрала – Зулейку твою. Не простит, что ослушались, и тебе достанется.

Ну ничего себе! Лерка, оказывается, котируется не в пример мне. Аж обидно стало.

– И что же нам делать?

– Врать, – ответил он мне без тени стыда и уже шепотом добавил: – О аллах, аллах…

Евнух смотрел на меня, не моргая, словно ожидал какой-то особенной реакции. Его масленые, медового цвета глаза прищурились, а уголки рта подергивались, как при нервном тике. Он явно чего-то хотел. В свете горящих факелов, треск от которых нарушал коридорную тишину, его лицо приобрело какое-то зловещее выражение – как у пирата или разбойника с большой дороги. Али-Баба – ни дать ни взять.

– Ага, скажи прямо, что ты хочешь? – спросила я, не выдержав его пристального взгляда.

– Бакшиш, – сказал он и тут же осмотрелся вокруг, проверяя – не слышит ли нас кто посторонний.

– Это еще что такое?

Масуд-ага широко оскалился и начал теребить пальцы, как будто отсчитывает купюры.

– А-а-а, магарыч! – дошло до меня.

– Тише ты, дурная! Что еще за грязные словечки?! У татар набралась? – Он воровато осмотрелся и приблизился ко мне вплотную: – После ночи падишах тебя золотом да драгоценностями осыпать будет, вот и поделишься с несчастным Масуд-агой.

Вот же корыстная скотина! Лишь бы кусок урвать. Я недовольно сморщилась.

– Ну а что я получу взамен?

– Пойдем, сейчас узнаешь.

Мужчина (ну, или то, что от него осталось) развернулся и вновь быстро-быстро засеменил в сторону гарема. Когда мы подошли к дверям покоев Дэрьи Хатун, я схватила его за рукав и едва не повалила на пол.

– Ты чего, ага? Совсем голову потерял? Сдать меня госпоже хочешь? Вот она какая – твоя помощь?! – я смотрела на него испепеляющим взглядом, а внутри все дрожало и сжималось от страха.