— Привет. Можно к тебе?

— Да, — я вздохнула.

Но нарочно не стала суетиться, спрашивать о его самочувствии.

— Я теперь самый порядочный водитель, — объявил он. — А то и машину заберут. Родители бурно негодовали. Батя запретил на мотоцикле гонять. Гляди.

Макс задрал футболку и опустил джинсы с левой стороны настолько, что стали видны его чёрные боксеры. Я увидела огромную фиолетовую гематому во весь левый бок от подмышки и вниз до бедра. Наверное, он каждым ребром прочувствовал неровности нашей дороги.

— Ужас. Сочувствую тебе, — произнесла невозмутимо, с прохладцей.

И снова уставилась в книгу. Конечно, я успела заметить красивый рельеф его мышц, кубики пресса, похожие на изогнутые провода вены на боках и животе, и даже краешек темной щетины, уходящей под бельё. Он вернул одежду на место.

— На ноге так же, — добавил Максим.

Что это было? Мальчишеское хвастовство, дескать, вон какой я крутой! По камням всем телом проехался, и ничего! Или повод продемонстрировать свой торс?

— Ну, ты сам виноват.

Говорила, как мама или учительница. А значит, выглядела в его глазах строгой скучной моралисткой. Моё показное равнодушие, кажется, его совсем не задевало. Я испытывала угрызения совести за то, что так холодна с ним. Тем более что на самом деле была очень рада его видеть.

— Я был в больнице. УЗИ и рентген делали. Мать настояла, — отчитался он, хоть я не спрашивала.

Максим держался непринуждённо и дружелюбно. Это изрядно контрастировало с тем, как он торопился отделаться от меня тогда. А сейчас приехал с букетом цветов. Вручая их, не совался с поцелуями и вообще вёл себя подчёркнуто скромно. Может быть, понимал, что незаслуженно меня обидел, и теперь чувствовал себя виноватым.

Пока он демонстрировал свои увечья, проснулся и, потягиваясь, выбрался из своего убежища Лис. Котёнок за то время, что жил у меня, значительно подрос, окреп и уверился в собственной неотразимости. Поэтому вёл себя всё более нахально, как и подобает рыжему красавцу с изумрудными глазами. Вот и сейчас забрался ко мне на колени, затем прыгнул прямо на лежавшую передо мной раскрытую книгу и уселся на ней. Максим, глядя на творящийся беспредел, достал телефон и принялся фотографировать. При этом подсказывал мне, как повернуться, как посмотреть, какую принять позу. Я сначала хотела возмутиться и попросить его прекратить. Никогда не любила фотографироваться. Однако когда он показал первые пару фото, они оказались весьма неплохи. Мягкая, золотистая цветовая гамма, рыжий котёнок и рыжая я, солнечные лучи, проникающие к нам сквозь светло-зелёные молодые виноградные листья — всё это выглядело очень мило. Впервые я сама себе очень понравилась! Хотя была почти не накрашена и волосы растрепались. На некоторых кадрах моё лицо крупным планом… Я и забыла, что у меня столько веснушек! Но сейчас это не показалось мне отталкивающим. На нескольких фото Максу удалось так поймать свет, что моя шевелюра из скучно-рыжей превратилась в янтарно-золотую.

Вся обида на Максима за то его странное поведение во время мотогонки испарилась, как не бывало. Я вошла во вкус, стала позировать с котёнком на руках. Даже не представляю, сколько фотографий в итоге нащёлкал Максим!

Разглядывая в его телефоне свою фотосессию, я настолько увлеклась, что позабыла обо всём на свете. Когда подняла взгляд от экрана мобильника, обнаружила, что Макс сидит на скамейке и водит прутиком перед собой, а Лис самозабвенно его ловит. Припадает к земле, прыгает, выгибается дугой, кувыркается. Потом убегает за ступеньки крыльца, наблюдает из засады за манипуляциями Максима, и в самый неожиданный момент выскакивает, повторяя заново все свои кульбиты.