Надя порозовела и нервно почесала лоб, содрав ногтями пару прыщей. Елена Петровна тоже слегка порозовела и часто заморгала, потому что видела воочию то, о чем говорила Наденька. И в данную минуту то, о чем говорила Наденька, живописно встало у Елены Петровны в памяти и никак не желало испаряться.

– Семенович любил Катю? – спросила Зотова, желая как можно быстрее избавиться от видения, но Наденьку эта тема явно волновала, и она снова заговорила о мужских достоинствах банкира.

– Сомневаюсь, что любил. Просто Катюня дядюшке Скруджу в удачный момент подвернулась под руку. Он сам рассказывал по пьяни, что после развода с женой ударился в разврат, переспал со всеми шлюхами Москвы. Это он Кате рассказывал, – уточнила Надежда. – А потом его скрючило от жадности. За удовольствие же платить надо, а жене платить не надо. Про то, что скрючило, и про жену мы уж с Катюней сами додумали. Так вот, с Катей Скрудж познакомился как раз в период активных поисков супруги. Начали встречаться, он поближе Катюню узнал и вцепился в нее мертвой хваткой. Еще бы: красавица, ничего не просит, в постели не отказывает, как хозяйка очень экономная, каждую копейку считает, лишнего не тратит, слушается. Идеальная жена! Для Катюни он бы стал идеальным мужем. Ласковый, слова грубого не скажет, пожалеет всегда. Когда она ему о своей жизни рассказывала, Семенович плакал. Под булдой, правда, был, но все равно. У него тоже жизнь не сахарная оказалась. Мать его не любила никогда, в угол на горох ставила, отец ремнем лупил за любую провинность. В школе над ним измывались, били, потому что страшненький и маленький такой. Мы с ним похожи… в смысле… Ой, не о том я говорю… – Надя опустила глаза, долго рассматривала свои рабочие руки и ковыряла заусенцы. – А потом в жизни Кати появился другой мужик, и она от Скруджа сбежала к нему. Тоже не красавец, но респектабельный. Такой мужичина, огромный и не жмот. Вот она и клюнула. Все, что Катюня просила, он покупал по первому требованию. Вернее, денег давал и никогда отчета не требовал. Катюня на одно платье попросит, потом купит подешевле, а на разницу ткани всякие про запас. Куда мне теперь их девать? – Надя вопросительно посмотрела на Зотову, словно совета у нее спрашивала. – Какой-то кошмар: куклы, ткани… Вышла бы Катюха замуж за Семеновича, ничего бы не случилось. Семенович не убивал ее. Он безобидный, хороший. А тот – не человек, а холодное расчетливое животное. Катю увел у Семеновича просто так, чтобы потешить свое самолюбие.

– Как звали любовника Кати? – спросила Зотова, но Надя ее не слышала, погрузившись в воспоминания.

– Он все делал только так, как удобно ему. Не нужна она ему была. С самого начала не нужна. В начале романа он пообещал жениться, с отцом своим познакомил. Катя его папаше обеды в больницу возила, всякие котлетки, бульоны. Нашла заботу на свою голову… Думала, этот оценит ее старания, старалась быть идеальной хозяйкой, страстной любовницей, а ничего не вышло. Он и замуж ее не брал, но и не отпускал. В конце концов Катюне все надоело. Время-то идет, молодость проходит. И она Семеновичу позвонила, решила возобновить отношения. Я ее умоляла этого не делать, оставить все, как есть, просила. Не послушала. У нее что в башку вступит, не выбьешь! Как же, замуж любыми средствами! Чтобы Костя ее мажорный на нее другими глазами взглянул! Семенович тут же прискакал…

– Надя, кто он, этот человек?

– Знаете, что… Я жить хочу! – неожиданно зло сказала Надежда. – Катюню уже не вернешь, а мне помочь некому. Вам надо, вы и выясняйте. Сами выясняйте, я умываю руки. Катька, дуреха, себе могилу вырыла, а я ее подвиг повторять не собираюсь.