– Сударыня, – с места в карьер начал он, – мы все-таки не дикари, чтоб питаться медвежьим жиром. Я хочу составить меню, которое бы соответствовало христианским вкусам. Вы не могли бы мне в этом помочь?

На «Голдсборо» он служил коком и одновременно выполнял обязанности провиантмейстера. Жители Бордо – гурманы с рождения. Певучий южный говор Малапрада невольно напоминал вкуснейшие блюда, что подают в каждой таверне Бордо: белые грибы, запеченные в сливках, или сочные бифштексы под знаменитым соусом из красного вина с луком.

Конечно, в этой варварской стране не приходилось и мечтать о подобных деликатесах, но воображение истинного художника уже рисовало Малапраду те изысканные блюда, что можно приготовить из местных продуктов.

Вместе с Анжеликой он вошел в кладовую. Накануне он уже успел проверить запасы погребка, где хранились бочки с вином и пивом, а также склянки с водкой.

Анжелика, вероятно, очень бы удивилась, узнав, что в этот момент мысли о ней занимают воображение двух таких разных людей – рыцаря Мальтийского ордена полковника де Ломени-Шамбора и его лейтенанта де Пон-Бриана.

Пон-Бриан возвращался со своими товарищами, траппером Л’Обиньером и лейтенантом Фальером, с эспланады, где священник только что отслужил мессу. Он успел заметить Анжелику, когда она входила в кладовую, и застыл на месте.

– Она! О, эта женщина! – простонал он.

Л’Обиньер сокрушенно вздохнул:

– Неужели у тебя это еще не прошло? Я-то думал, проспишься, и вся дурь вылетит из головы.

– Помолчи уж, если ничего не смыслишь в этих делах! Неужели ты не понимаешь, что такую женщину можно встретить только раз в жизни? Нет слов, она прекрасна, но это еще не главное. Я уверен, я чувствую, что эта женщина умеет любить… что она владеет в совершенстве искусством любви.

– Ты что же, взглянул на нее и сразу все понял? – с иронией в голосе спросил Л’Обиньер. – Неужто обязательно крутить любовь с белой женщиной? Тебе что, мало дочери вождя Фаронхо? Ведь ты царь и бог у себя в форте на Сен-Франсуа, и к твоим услугам там любая дикарка!

– Мне, например, очень нравятся дикарочки, – признался Фальер. – С ними так забавно… Повсюду такие гладенькие… как дети…

– Хватит с меня туземок. С некоторых пор меня что-то больше привлекает белая кожа. Мне бы женщину вроде тех девочек, с которыми я развлекался когда-то в борделях Парижа. Веселое было время…

– Ну и возвращался бы в свой Париж. Кто тебе мешает?

Л’Обиньер с Фальером покатились со смеху, так как им обоим была хорошо известна причина, по которой Пон-Бриан не вернулся во Францию. Он страдал морской болезнью. Путешествие из Европы в Северную Америку оставило у него такие мучительные воспоминания, что он поклялся никогда в жизни больше не ступать на корабль.

– Зачем возвращаться в Париж, если и здесь найдется то, что мне надо? – ответил он, вызывающе поглядывая на товарищей.

Но они уже больше не смеялись. Л’Обиньер положил ему на плечо руку:

– Послушай, Пон-Бриан, это может плохо кончиться. Не забывай, что ты имеешь дело с графом де Пейраком. Уверяю тебя, что он тоже не монах. Гастин мне рассказывал кое-что о его похождениях, поверь мне, он умеет обращаться с женщинами, и недостатка в них у него никогда не было. Он тоже из тех, кто знает толк в любви. И вряд ли у его жены появится охота заниматься любовью с кем-нибудь другим. Ты обрати внимание, какими глазами она на него смотрит. В общем, шансов у тебя, брат, маловато. А главное, что он сам никому не уступит свою шлюху.

– Шлюху?! Ну, это вы зря. Она его жена, – запротестовал молодой Фальер, шокированный развязностью, с какой его приятели говорили о женщине, увидев которую первый раз он возвел ее в ранг знатных дам, столь же обаятельных, сколь и недоступных.