Анжелика заметила несколько мальчиков десяти-двенадцати лет, куривших трубки с видом бывалых трапперов. В этом краю курили все: дворяне и крестьяне, торговцы и искатели приключений, курили даже некоторые женщины, сидя на пороге своих домов. Это было привычкой и доставляющим удовольствие обычаем, помогающим летом отгонять комаров, а зимой коротать долгие вечера и слушать длинные речи индейцев. Краснокожие, те вообще ничего не предпринимали, предварительно не закурив трубку и не пустив ее по кругу.

На углах всех улиц, у каждого дома выращивали табак, и его запахом были пропитаны все закоулки.

К запаху табака ближе к порту примешивались запахи навоза, горячей смолы, жареной птицы, когда вы приближались к таверне, пушнины и вина, если вы проходили мимо складов, и коптящейся рыбы, если вы выходили на песчаный берег, окаймленный выброшенными приливом водорослями. Здесь бродяги разводили костры из особых трав и веток терновника, от которых день и ночь валил густой дым, коптя висящих на перекладине угрей.

Повсюду бродили свиньи, перебирая своими коротенькими ножками и останавливаясь, чтобы с любопытством посмотреть на проезжающие экипажи. Однако они были совершенно равнодушны и к лаю собак, и к тяжбам, которые вызывали их набеги, и к многочисленным распоряжениям полиции на их счет.

Анжелика медленно продвигалась среди этой разношерстной толпы, в которой мелькали белые чепцы разных фасонов: из Нормандии, Бретани, Перша, Шампани, Ониса, Сентонжа…

Мужчины носили широкополые крестьянские шляпы или шапки разных цветов и форм.

Наконец-то она видела этих канадцев в стенах их города, тех самых бесстрашных канадцев, которых в прошлом году ей довелось повстречать в Катарунке и Новой Англии.

Нынче же она видела их в окружении жен и детей. Но они показались ей почти такими же, как и раньше. Смеющиеся, с резкими движениями, с необычным блеском в глазах. Она узнавала в них французов, но французов американских, похожих на них самих: на нее, Жоффрея и их людей, которые тоже познали опасность, исходящую от ирокезов, тяготы зимовки, угрозу голода и цинги.

В центре площади она увидела бронзовый бюст его величества короля Франции Людовика XIV.

Жанина Гонфарель жила в начале улицы Су-ле-Фор. Ее приветливая таверна со службами, крытыми галереями, питейным заведением и собственно харчевней, в которой кормили вкусно и недорого, располагалась возле бухты Кюль-де-Сак, где на якоре стояли лодки и корабли.

Лучшего расположения нельзя было себе и представить.

Над крыльцом главного входа висел пучок еловых веток, знак, обязательный для заведений подобного рода, и рядом с ним – чугунная вывеска, полностью позолоченная, на которой блестела надпись «Французский Корабль».

Таверна казалась богатой и внушала доверие.

Во вчерашней суматохе Анжелика не обратила внимания на красивые дома, мимо которых проходил ее кортеж.

Выйдя из портшеза, она на мгновение заколебалась. В самом ли деле здесь живет Жанина Гонфарель? Правильно ли ей сказали, что это хозяйка таверны «Французский Корабль» приютила ее кота? Но тут она увидела толстого мальчика, который вчера приходил к ней с новостями о ее питомце.

Стоило ей войти в застланный табачным дымом зал, как все разговоры стихли, стаканчики с костями в руках игроков в триктрак и кубки со спиртным замерли в воздухе. Тишина была такой полной, что треск толстого сука, горящего в камине, прозвучал как выстрел.

Анжелика поискала глазами хозяйку заведения, но не смогла различить ее в дымном полумраке, который присущ тавернам даже днем. Собственно, она ожидала, что ее кот выскочит ей навстречу. Но в зале не было заметно никакого движения. Она пожалела, что не взяла с собою хотя бы одного из своих пажей, чтобы было кому объявить о ее визите. Носильщики портшеза остались на улице. Они не имели права входить в трактиры без специального разрешения с подписью их хозяев. Посчитав свою задачу выполненной, они уселись на корточки у стены таверны, чтобы немного соснуть.