– Не называйте имен, – прервал его барон де Бессар.

– Ба! Мы ведь далеко… Возблагодарим же… ад за то, что мы угодили в эти дикие места, где никто еще несколько долгих месяцев не будет нас искать. Кому придет в голову искать нас в Канаде? К тому же я предчувствую, что нас здесь ждет немало изысканных удовольствий.

И, наклонившись еще ниже, он шепотом говорит:

– Я уже говорил вам об этом, братья мои. Иногда надо иметь смелость отправиться в далекие края не только чтобы ускользнуть от несносных болванов, но и для того, чтобы собраться с силами и избавиться от ошибок, свойственных непосвященным. Нынче все в Париже хвастаются тем, что будто бы умеют вызывать дьявола. Но в конце концов эти неловкие попытки способны заинтересовать лишь марионеток в судейских мантиях. Удалимся же от них. В Канаде мы можем найти почти девственное поле для того, чтобы в тишине отточить тайную науку, и наши действия обретут новую силу. Поверьте мне…

Он говорит вполголоса, с безумной улыбкой и горящими глазами.

Господин де Ла Ферте скептически смотрит на него, в его взгляде сквозят отвращение и сомнение.

– Я рад прибытию этих чужаков, которых вы, похоже, знаете, – продолжает накрашенный старик, облизнувшись с видом гурмана. – За красотой этой женщины и личностью этого мужчины скрывается тайный знак. И не слепой случай привел их к нам, а сочетание звезд. С виду это всего лишь блестящие авантюристы, которых полно на берегах Америки, но в них сокрыто куда больше… куда больше.

– Ну еще бы! Мне ли этого не знать! – восклицает герцог де Ла Ферте, разражаясь смехом, сарказм которого понятен ему одному.

– Господин герцог, если они вас узнают, не повредит ли это нам? – спрашивает молодой человек в красных перчатках.

– Ничто не может нам повредить, – опередив герцога, заверяет старик. – Повторяю, мы сильнее всех, ибо мы заключили союз с владыкой этого мира – Сатаной. Меня беспокоит только одно: граф де Варанж, который приютил нас в этом городе, вот уже месяц как исчез. К счастью, у меня есть способ узнать, что с ним сталось.

Однако молодой человек в красных перчатках продолжает смотреть на господина де Ла Ферте, ожидая его ответа, чтобы решить, стоит ли ждать от создавшейся ситуации каких-то выгод.

Герцог медленно качает головой:

– Нет… Я не знаю. Возможно, встреча с нею поможет мне уладить мои проблемы, разве что… Да, вы правы, Сент-Эдм, нам не стоит опасаться неприятностей… – И он глухо добавляет: – Там, где появляется она, жизнь приобретает другой вкус… Сам король тоже кое-что об этом знает… Куда вы идете, Сент-Эдм? – спрашивает он, видя, что старик поднялся.

Тот закутывается в плащ:

– Кое-кто должен вручить мне талисман, благодаря которому мы сможем разглядеть, что нас ждет и что сталось с Варанжем. Тот, кого я вызову, нам все разъяснит.

Господин де Ла Ферте смотрит на него с иронией. Положа руку на сердце, этот Сент-Эдм, с его пристрастием к оккультизму, его немного пугает. Но это человек ловкий и деятельный. Надо обращаться с ним уважительно.

– И кого же вы собираетесь вызвать? – осведомляется он.

Холодная улыбка вновь трогает накрашенный рот.

– Я уже вам говорил… Сатану!

Граф де Сент-Эдм покидает трактир «Восходящее Солнце» и по привычке, порожденной мнительностью, прикрывает плащом нижнюю половину лица. Предосторожность совершенно излишняя, потому что при свете луны человека можно узнать лишь по походке.

В этот час улицы пустынны. С неба на землю, точно дождь, опускается ледяной холод. Откуда-то издалека, с высоты. Если в Париже холод напоминает реку, чье течение стиснуто набережными, то здесь город открыт всем ветрам и здания нисколько не защищают от грозной девственной природы. Впрочем, эта отдаленность от цивилизации даже нравится господину де Сент-Эдму. Недаром он только что заметил, что нужно удалиться от глупости и безалаберности, которые царят при дворе. Суета мешает сосредоточению, без которого немыслимы оккультные явления. Всех этих бездарей, которые обращаются с флаконом яда или ритуалом поклонения Сатане, словно это игра в бильбоке или партия в карты, в один прекрасный день арестуют и приговорят к сожжению на костре или к отсечению головы, как обыкновенных уголовных преступников, потому что они еще не поняли, что значение королевской полиции изменилось.