Так она ему отомстила.

И заставила его позабыть о соперниках в лихорадке наслаждения. Она была все время новой. Непонятно, как им это удавалось, но то, на что они осмеливались вдвоем, приобретало оттенок волнующей инициации.

Она откинулась на подушки, прекрасная в своей наготе, и волосы рассыпались, словно закрывая тело прозрачной вуалью. Он отвел этот покров, освобождая белоснежные плечи и грудь, которую он так любил целовать. Губы Жоффрея заскользили вниз по прекрасному как у мраморной богини, телу, туда, где белизна переходила в золотистую сладостную тень.

Тихонько и жалобно постанывая, неузнаваемая в своей беспомощности, она подставляла его поцелуям трепетную и желанную женственность. Это была безоговорочная капитуляция, и он понял, что она его больше не боится и приняла в нем равного себе партнера в любовной игре.

Сегодня он стал не повелителем, а другом, милым и соблазнительным, и у нее больше не было перед ним никаких обязательств, кроме вечерних наслаждений, преподнесенных от души и великолепно разделенных. И это придало их отношениям оттенок бесшабашной легкости.

А он подтрунивал над ее горячностью и самоотдачей, и оба, опустошенные и завороженные, чувствовали себя друзьями-заговорщиками. И это чувство давало им огромное преимущество: они могли отодвинуть на задний план все заботы, кроме необходимости наслаждаться досыта, до блаженной усталости, и возрождать друг друга к жизни простыми словами, сказанными на ушко.

– Тебе было хорошо?

– Волшебно!

– Ты больше меня не боишься?

– О! Еще как!

– Тогда… ты пытаешься свести меня с ума и поработить своими чарами!

Она смеялась, а он бессчетными поцелуями подтверждал, что без ума от нее, что бесконечно счастлив с нею, что ни одна женщина не давала ему столько. И поддразнивал: теперь ему понятно, почему все мужчины к нему ревновали и хотели его убить. Ведь он обладает бесценным сокровищем.

И им казалось, что в их отношениях наступили свобода, ясность и радость.

– Ах, если бы мы могли все время жить на корабле, в плавании, чтобы перед нами простиралось море… – вздохнула Анжелика.

– Ничего не бойся. Нас и на земле ждет много хорошего.

– Не знаю, я словно вижу сон… но мы приближаемся – и то, о чем мечталось, удаляется и становится недостижимым. Все, что отделяло меня от мечты, вдруг возникло передо мной, я вспомнила все, что давно забыто, и людей такими, какие они есть. Я их знала слишком хорошо.

– Да ты себя саму плохо знаешь. Все это только видения… – настаивал он. – Ты смотришься в прошлое, как в зеркало. Но не понимаешь, какая сила в тебе сегодняшней.

– Вся моя сила в тебе, – прошептала она, прижавшись к нему.

Приятно порой подчеркнуть свою зависимость, чтобы тебя приласкали. Он разгадал уловку, но все равно ее поцеловал.

– Мы еще об этом поговорим, я видел у тебя в руке пистолет. Сейчас мы еще далеко от Квебека, в открытой воде. В Тадуссаке мы зайдем в порт и сделаем передышку. Бьюсь об заклад, что там мы найдем друзей – или будущих друзей, с которыми заключим союз. Я многого жду от Тадуссака.

– Если только нас не встретят пушки и мушкеты…

– Да нет, это всего лишь перевалочная станция с фермой и церквушкой. Маленький колониальный поселок, куда наезжают индейцы, чтобы помолиться, а корабли заходят, чтобы пополнить запасы пресной воды. Население только и ждет случая поразвлечься. И мы им такой случай предоставим. Праздник с танцами на берегу реки. Как ты на это смотришь?

– С этой точки зрения завоевание Новой Франции кажется мне весьма привлекательным.

Они замолчали. Их тихо укачивал корабль. Снаружи сквозь туман доносилось эхо чьих-то голосов, они возникали то здесь, то там, выдавая присутствие людей, которые не спали. Все было спокойно.