Анжелика была изумлена и встревожена. Услышав, как муж ни с того ни с сего вдруг сделал такое ужасное заявление, она вздрогнула.

Несмотря на то что на них давили, несмотря на отчуждение и королевский остракизм, Жоффрей взял и крикнул: «Сир! Вот я, воскресший владетель Тулузы, которого вы когда-то приговорили, чтобы сломить его гордыню, бросавшую тень на вашу!»

Ну разве такой вызов не безрассудство?

Интендант Карлон эхом отозвался на ее мысли:

– Вы решительно спятили! Такое признание! Перед всеми нами! Король Франции представляет колоссальную силу, а вы с ней не считаетесь и бравируете!

– Да в чем? Что я сказал такого, чего не знал бы его величество? Если я его и не предупредил, что собираюсь этой зимой в Квебек, я больше чем уверен, что он знает обо всем, что касается нас. Об этом говорят рапорты, адресованные ему, где упоминается мое пребывание в Мэне. Все три года, что я находился в Америке, я не скрывал своего настоящего имени: граф де Пейрак де Моранс д’Ирристрю. Я дал ему время вспомнить своего когда-то приговоренного и изгнанного вассала и, быть может, по-иному на него взглянуть. Я ведь тоже сегодня представляю определенную силу. Король в зените славы. Он может пересмотреть ситуацию и отнестись к ней более снисходительно.

– Это не имеет значения! Какая наглость! – повторил Карлон.

– Не думаю, что это его обидит.

– Да вы игрок!

– А вы, господин интендант, не лукавите? Неужели вы ничего не слышали об этих событиях прошлого? Разве власти Квебека еще не в курсе? В рапорте, который должны были доставить господину де Фронтенаку, обо всем ясно сказано. Повторяю, с того дня, как я нахожусь в Новом Свете, я даже не пытался скрывать ни свое настоящее имя, ни титулы, и, связавшись с Парижем, было легко получить любые разъяснения по моему поводу. Я знаю, что это поручили отцу д’Оржевалю.

Интендант пожал плечами и так засопел, что будь рядом ветряные мельницы, они бы точно завертелись.

– Конечно, сплетни ходили, но что до меня, то, признаюсь, я им значения не придавал. Болтали даже, что ваша супруга – Акадийская дьяволица. Лично я считаю, что это смехотворно. В пересудах по вашему поводу и в обвинениях, что вас приговорили как колдуна, я видел только разгул воображения толпы. И мне тяжело выслушивать подтверждение тому из ваших уст.

– А разве у вас не было возможности самому прочесть рапорт, господин интендант?

– Нет, господин де Пейрак! Наш губернатор, господин де Фронтенак, держал его в секрете. И мне неизвестно, говорил ли он об этом господину Лавалю. И уж во всяком случае, иезуитам не говорил.

– Вот это замечательно! – радостно воскликнул Пейрак. – Меньшего я и не ожидал от «брата моей родины», и я предсказываю успех нашей будущей кампании, господа. Не волнуйтесь. Я плыву в Квебек, чтобы рассеять недоразумение. Не знаю, сколько лет мне придется провести на этой земле, но, сколько бы ни пришлось, я постараюсь, чтобы они привели к великому дню, к миру с соотечественниками, каждый из которых трудится на благо земли, где мы собираемся жить. Господа, вы с этим согласны?

– Конечно, – с горячностью отозвался Вильдавре. – Пират или колдун, или и то и другое, лично я принимаю во внимание только одно и честно в этом сознаюсь: вы самый богатый человек в Америке, и ясно, что поладить с вами нам выгодно. Не правда ли, мой дорогой интендант? Давайте еще выпьем за удачу нашего предприятия, каково бы оно ни было. Вино великолепное. Чуть сладковато для мяса, но восхитительно со сластями. Оно ведь из Испании, мой милый граф-колдун?