Стоя на носочках, я помочился в раковину, а потом спустил воду на случай, если старуха подслушивает, чем я занимался. В кровать я вернулся с наковальней вместо головы. Голая спина неприятно прилипала к простыне. Я попробовал забыть, что мне только что приснилось, но события сна ясной картинкой стояли перед глазами. Ночью было особенно сложно удержать равновесие. Если я просыпался, то засыпал не сразу. Немногочисленные доспехи падали, обнажая раны, и те зудели, не давая покоя. Мысли по очереди залетали в мыслительный барабан, и я крутил его, пока на смену обсосанной идее не заявлялась следующая. В эти мгновении я чувствовал себя неважно.

Дурные мысли как укус крокодила. В программе "В мире животных” по ОРТ показывали: если здоровенный аллигатор схватил за лапу антилопу, то пиши пропало, он точно утащит ее на дно. Так и паршивые мысли тянули на дно, словно они крокодил, а я антилопа.

До утра я промучился в агонии. Мозг съедал сам себя, переваривая поток мыслей в разъедающей кислоте. Я провел ночь в атомном реакторе и чудом выжил. Когда мать проснулась и подала признаки жизни у себя в зале, часы "Монтана” показывали полседьмого. Я убрал их в сторону, и у меня получилось покемарить. Погрузившись в зыбучие пески бесформенной темноты, я смог урвать полтора часа сна. И это время пролетело как одна секунда.

– Антоша! – Старая Карга аккуратно гладила меня по ноге. – Вставай.

Я так не хотел открывать глаза, что резко схватился за одеяло и, накрывшись им с головой, прижался к стене.

– Ну хватит, вставай давай! Завтрак готов. – Мать отпустила мою ногу и ушла из спальни, оставив меня наедине с собственной беспомощностью перед ленью.

Я еще сильней зажмурился и стал представлять себя на черном мотоцикле. Темнота рассеивалась, и я вернулся на остров. Он выглядел так, как будто тут прошла Вьетнамская война. Обугленные стволы пальм тянулись к небу, трава превратилась в пепел, а мой дом в руины. Тут произошло что-то чудовищное, и сердце глухо забилось в груди, отдавая в голову. Кто-то испепелил последнее, что меня грело – мой райский уголок. Я стиснул зубы и сжал кулаки. У меня не оставалось никаких сомнений – это Старуха нашла какой-то способ прийти сюда и нагадить. Она знала, что остров Пхи-Пхи – единственное место, докуда не способна дотянуться. Мое личное пространство, неподвластное ее воле. Но она как-то смогла найти его. Найти и уничтожить.

– Антон! – меня оглушил голос матери, и я очнулся в квартире.

Надо мной нависла Карга. Ее лицо представлялось мне еще ужасней обычного. Глубокие морщины, кривая ухмылка и черные глаза, наполненные ненавистью и злобой.

– С тобой все в порядке?

– Отвали от меня, старая кошелка, – я толкнул мать ногой, и она улетела из комнаты. Упала на задницу и заорала так громко, что стекла ее любимых сервантов завибрировали. Кто-то из соседей тотчас затрезвонил в дверь. Я в панике вскочил с кровати в мокрых трусах, не зная, что делать: успокоить Старуху или открыть дверь? Внутри все сжалось, я, схватившись за голову, стал бегать вокруг Старой Карги, будто она новогодняя елка, а я нарядный зайчик с картонными ушами.

– Что там у вас случилось? – прозвучал глухой голос Тамары Тимофеевны.

– Томочка, – крикнула мать, – этот идиот задумал меня убить.

Звонок во входную дверь сменился ударами. Я застыл на месте, пытаясь сообразить, что делать дальше. Я был зажат между воем матери и глухими ударами, доносившимися из коридора. Карга жмурилась от боли и держась за бедро, пыталась приподняться.

На балконе висели постиранные джинсы и шерстяной свитер. Под дикие вопли я стянул одежду с сушилки и надел ее поверх мокрых трусов. Мне не хотелось и секундой дольше оставаться в этом сумасшедшем доме. Я желал выбежать на улицу и стряхнуть с себя все то дерьмо, которым был испачкан. Ненависть покусывала мои внутренности, и, чтобы избавиться от этого гнойного чувства, я должен был разнести весь дом. Руки чесались, но вместо того, чтобы дать им волю, я нашел в шкафу коричневую плащевку. В последний раз глянув на съежившуюся Старуху, которая покрывала меня матерными словами, я открыл дверь