Подгорел совсем у кумушки калач.
Сам Касьян был в этом горе виноват:
Он к куме своей явился невпопад,
Он застал с дружком изменницу-куму.
Потому что, потому что, потому…
«Ах ты, кумушка-разлапушка,
А зачем с тобой Потапушка?
Всех людей считая братцами,
Ты не справилась со святцами.
Для Потапа-безобразника
Нынче вовсе нету праздника!»
Молодецки засучивши рукава,
Говорит Потап обидные слова:
«Именинника поздравить мы не прочь,
Ты куму мою напрасно не порочь!»
А кума кричит: «Ударь его, ударь!
Засвети ему фонарь, фонарь, фонарь!»
5
Тёмной тучей небо хмурится.
Вся покрыта снегом улица;
А на улице Варваринской
Спит… мертвец, мужик камаринский,
И, идя из храма Божия,
Ухмыляются прохожие.
Но нашёлся наконец из них один,
Добродетельный, почтенный господин, —
На Касьяна сердобольно посмотрел:
«Вишь, налопался до чёртиков, пострел!»
И потыкал нежно тросточкой его:
«Да уж он совсем… того, того, того!»
Два лица официальные
На носилки погребальные
Положили именинника.
Из кармана два полтинника
Вдруг со звоном покатилися
И… сквозь землю провалилися.
Засияло у хожалых[32] «рожество»:
Им понравилось такое колдовство,
И с носилками идут они смелей,
Будет им ужо на водку и елей;
Марта первого придут они домой,
Прогулявши ночь… с кумой, с кумой, с кумой.
1867
Пошехонские леса
Савве Дерунову
Ох, лесочки бесконечные,
Пошехонские, родимые!
Что шумите, вековечные
И никем не проходимые?
Вы стоите исполинами,
Будто небо подпираете,
И зелёными вершинами
С непогодушкой играете.
Люди конные и пешие
Посетить вас опасаются:
Заведут в трущобу лешие,
Насмеются, наругаются.
Мишки злые, неуклюжие
Так и рвутся на рогатину:
Вынимай скорей оружие,
Если любишь медвежатину!
Ох, лесочки бесконечные,
Пошехонские, родимые!
Что шумите, вековечные
И никем не проходимые?
Отвечают сосны дикие,
Поклонившись от усердия:
«К нам пришли беды великие —
Рубят нас без милосердия.
Жили мы спокойно с мишками,
Лешим не были обижены;
А теперь, на грех, мальчишками
Пошехонскими унижены».
«Доля выпала суровая! —
Зашумели глухо ёлочки. —
Здесь стоит изба тесовая,
Вся новёхонька, с иголочки.
„Земской школой“ называется,
Ребятишек стая целая
В этой школе обучается
И шумит, такая смелая!
И мешает нам дремать в глуши,
Видеть сны, мечты туманные…
Хороши ли, путник, – сам реши —
Эти школы окаянные?»
Нет, лесочки бесконечные,
Ваша жизнь недаром губится.
Я срубил бы вас, сердечные,
Всех на школы… да не рубится!
1870
Наша доля – наша песня
Памяти Ивана Сурикова
Я тоски не снесу
И, прогнавши беду,
На свободе в лесу
Долю-счастье найду.
Отзовись и примчись,
Доля-счастье, скорей!
К сироте постучись
У тесовых дверей.
С хлебом-солью приму
Долю-счастье моё,
Никому, никому
Не отдам я её!
Но в лесной глубине
Было страшно, темно.
Откликалося мне
Только эхо одно…
Так и песня моя
Замирает в глуши
Без ответа… Но я —
Я пою от души.
Пойте, братья, и вы!
Если будем мы петь,
Не склоняя главы, —
Легче горе терпеть.
Что ж мы тихо поём?
Что ж наш голос дрожит?
Не рекой, а ручьём
Наша песня бежит…
1880
Безыменный певец
Жил когда-то гусляр.
Не для знатных бояр —
Для народа он песни слагал.
Лишь ему одному
В непроглядную тьму
Вольной песней своей помогал.
Пел он звонко: «Не трусь,
Православная Русь!
Перестань голубком ворковать.
Будь могучим орлом
И иди напролом,
Не дремли, повалясь на кровать…
Как не стыдно тебе
В дымной тесной избе
При лучинушке плакать вдовой?
Ты по белым снежкам,
По зелёным лужкам
Пронесись, словно конь боевой!»
И от звуков певца
Разгорались сердца,
Молодела народная грудь —
И, надежды полна,
Подымалась она
И старалась поглубже вздохнуть…
Где скончался певец,
Много-много сердец
Пробуждавший на старой Руси?