Однако есть и другая сторона медали. Стратфордианцы не остались в долгу, нанося один за другим удары по самым основам построений своих противников, обвиняя их прежде всего в том, что они изучают Шекспира без знания среды, в которой он вращался, без исследования творчества других драматургов его эпохи.
От Шекспира не сохранилось почти никаких биографических данных и никаких рукописей – однако он не является исключением, таковы наши знания почти обо всех драматургах, его современниках. Их рукописи также затерялись. Шекспир в глазах современников не являлся гением, которым стал во мнении потомков. Нестранно, что в течение нескольких поколений, для которых Шекспир «еще не был Шекспиром», его рукописи могли затеряться, как рукописи большинства других драматургов, живших во время правления Елизаветы I и Якова I. К тому же сочинители пьес занимали в те времена крайне низкое место на социальной лестнице.
Шекспир ничего не говорит в завещании о своих пьесах потому, что они ему не принадлежали, к тому же их не было в Стратфорде. Рукописи составляли собственность театра, где шли эти пьесы, и должны были храниться в его библиотеке. А отсутствие упоминания книг в завещании отнюдь не говорит, что их у Шекспира не было вовсе. Исследователи изучили завещания ученых и государственных деятелей конца XVI – начала XVII вв. В большинстве книги не упоминаются. Быть может, еще ранее было решено, что книги Шекспира перейдут к его зятю.
Шекспир был сыном сравнительно зажиточных родителей, занимавших видное положение среди стратфордских горожан. Поэтому нет оснований считать, что он не посещал местную школу. Конечно, находясь в Лондоне, он должен был пополнять свои знания самостоятельно. Таковым был путь, проделанный многими другими современными ему драматургами. Книги же вовсе не были тогда так дороги, как полагают антистратфордианцы. Дешевые издания продавались по цене, вполне доступной для пайщика театра «Глобус». В них публиковались исторические хроники, переводы греческих и римских классиков, географические сочинения и т. п.
К тому же, изучение пьес Шекспира свидетельствует, что представление о необычайной учености их автора преувеличено. Довольно грубые ошибки, которые он допускает, в частности в географии, вряд ли могли быть сделаны высокообразованными аристократами и тем более ученым Френсисом Беконом.
С другой стороны, пьесы Шекспира действительно отражают глубокие знания его автора в одной области – законов театра, которые естественны у профессионального актера и маловероятны у аристократических дилетантов. Нет ничего странного и в знании нравов двора, поведения государственных деятелей, которое обнаруживает Шекспир – актер придворного театра. Знакомство с деталями быта и географии других стран могло быть почерпнуто не только из книг, но и из рассказов товарищей-актеров (английские труппы в эти годы не раз выезжали на континент, где давали спектакли, пользовавшиеся большой популярностью).
Наконец, многие пьесы Шекспира являются переделками более ранних пьес на ту же тему (такой путь создания новых произведений для театра считался тогда вполне нормальным). «Детали», на которые указывают антистратфордианцы, могли быть почерпнуты Шекспиром из пьес, послуживших для него материалом, а они в значительной своей части не дошли до нас. Эти же источники объясняют загадку совпадений между отдельными местами в записных книжках Бекона и пьесах Шекспира – оба, вероятно, использовали одни и те же материалы.
Самые «неопровержимые» доказательства антистратфордианцев рассыпаются как карточный домик при внимательном их анализе. Например, загадка памятника. Более подробно исследовали книгу, в которой памятник Шекспиру изображен в виде, отличающемся от современного. Выяснилось, что ее автор – Уильям Дугдейл, писавший в середине XVII в., – еще не питал особого пиетета к имени Шекспира. Памятник великому драматургу срисован в числе ряда других местных «древностей». Изображение в книге других памятников сравнили с их оригиналами и установили, что почтенный антикварий, очевидно, рисуя по памяти, часто путал десятки бегло осмотренных им достопримечательностей. А автор первой биографии Шекспира Роу попросту скопировал рисунок, содержащийся в книге Дугдейла.