Миссис Перкинс оказалась молодой женщиной, любившей собирать в своем доме друзей и знакомых. Некоторые из них гостили у нее подолгу, другие часто приезжали и уезжали. Иногда происходил настоящий съезд гостей, которые жили по два-три дня. О том, что общество отнюдь не занималось коллективным постом, свидетельствовало внушительное количество дичи и красного вина, которое каждый раз перед таким приемом завозилось в Уайт-Уэбс. Осталось неясным, находилась ли она замужем. В числе ее гостей был некий мистер Перкинс, который часто приезжал в Уайт-Уэбс как в собственный дом и порой оставался там на долгое время. Вскоре в доме поселилась еще сестра госпожи Перкинс и, следовательно, мистера Миза, назвавшаяся женой лондонского купца Томаса Дженгинса. Ее муж изредка навещал свою жену.

Несколько неожиданным для слуг было то, что мистер Миз, вернувшийся после очередного длительного отсутствия приказал именовать себя мистером Фармером, а в разговоре один из гостей неосторожно назвал его отцом Валеем. Слуга Джеймс Джонсон – тот самый, которого нанял Скинер – с изумлением узнал, что брат хозяйки – католический священник, да и сама она, как выяснилось вскоре, никакая ни миссис Перкинс, а незамужняя дочь католического лорда Уильяма Уокса, а «миссис Дженгинс» – его вторая дочь Елена, бывшая замужем за Бартоломеем Бруксби. Этот богатый сквайр уплачивал из своего кармана большую часть арендной платы за Уайт-Уэбс, следуемой королевскому медику.

Однако никто, кроме немногих посвященных в тайну, не мог предполагать, что Уайт-Уэбс стал центром очередного международного заговора контрреформации против ее противников, удар по которым она снова пыталась нанести на английской земле.

Благообразный мистер Миз (он же Фармер) был не кто иной, как сам глава английской провинции ордена иезуитов Гарнет. Иезуитом был и его слуга Джон – опытный заговорщик Ник Оуэн, и слуга «мистера Перкинса» – священник Олдкорн. Гостили в доме также иезуиты, приезжавшие туда под различными личинами: Фишер, принимавший фамилии Перси и Ферфакс, Джерард, называвший себя то Стандишем, то Бруком, и, наконец, Гринвей, известный под именами Гринвелла и Тесмонда.

Заезжали в Уайт-Уэбс и посетители, не носившие сутаны. Это были большей частью католики – участники восстания впавшего в немилость елизаветинского фаворита Эссекса (1601 г.).

Они советовались с иезуитами о дальнейших планах действий. Особо частыми посетителями Уайт-Уэбса были высокий молодой джентльмен Роберт Кетсби и маленький, толстый человек, которого его спутник именовал Томом. Это был очень важный посетитель, недавно вернувшийся из Рима, где он совещался с отцом Парсонсом. Подобные посетители вообще не называли своих имен – однако опытный дворецкий Скинер прямо провожал их к действительному хозяину дома – мистеру Мизу.

Позже это заговорщическое гнездо прозвали впоследствии гаремом. Пребывание в уединенном доме отца Гарнета с двумя своими «духовными дочерьми» наводило на многие фривольные мысли. Их было особенно трудно избежать, так как Елена Бруксби даже родила сына, а Гарнет должен был сознаться, что сам крестил ребенка. Малыш родился лысым, и верховный судья Кок бесцеремонно спрашивал, не было ли у мальчика тонзуры – выбритой макушки, как у католических патеров.

Но это было много времени спустя, когда отцом Гарнетом вплотную занялись судебные власти. А вот дерзостные намеки со стороны своих собственных коллег ему пришлось терпеть значительно раньше. Прежде всего, от старокатоликов, т. е. от той части английского католического духовенства, которая выступала против иезуитов и их происпанской политики. Иезуитское начальство поэтому должно было для поддержания авторитета ордена послать специального расследователя Грифита Флойда, чтобы узнать, действительно ли провинциал предавался греху чревоугодия и придал непозволительно интимный характер отношениям со своими аристократическими поклонницами. Отец Флойд сообщил, что им «обнаружено чересчур много».