– Дармоедов в моем доме и без него хватает!

Черныш принадлежал сыну пенсионеров – майору спецназа. Отправляясь в очередную горячую точку, оставил он собаку на время родителям. Командировка оказалась последней: майор погиб при выполнении боевого задания, и щенок – единственное, что осталось старикам на память о сыне.

Маленький и неуклюжий, он рос вместе с Колькой. Сначала превратился в крупную, статную собаку со стальными мышцами, а спустя десять лет, когда Колька только вошел в юношескую пору, поседел, потолстел, оглох. Короток собачий век!

В день, когда в школе раздался «последний звонок», соседи пригласили Николая в гости: чай, торт, поздравления и подарок – дорогой парадный костюм к выпускному вечеру, о таком мальчик и мечтать не мог.

– Сыну на свадьбу купили – не пригодился, тебе же в пору будет, носи! Нет у нас больше никого.

Колька от счастья чуть не плакал, а рядом вертелся Черныш: весело вилял хвостом, прижимался к ноге, улыбался – радовался дорогому подарку вместе с юношей…


«Черныш! Опять ты здесь… Зачем преследуешь меня? Не мог я тебя убить, не мог! Прости!»

Ампутированные пальцы на ногах давали о себе знать, Николай заливал физическую боль водкой, но забыться не получалось. Перед глазами снова и снова всплывала картина: новый сожитель матери и праздничный стол по случаю Колькиного дембеля – закуска, пиво, водка…


Торжество началось утром, вечером продолжилось, да закуски не хватило.

Андрей – сорокалетний мужик двухметрового роста, в трусах, с голым торсом, покрытым многочисленными татуировками, словно глобус материками, – требовал «огурчик в закусон».

– За огурцами – к соседям, я не сажаю, – язык матери заплетался, – только дома нет их: в соседнюю деревню ушли, в церковь. Думаю, долго не вернутся.

– А разве забор нам преграда?

– Да и то! Ругаться они не станут, всегда сами предлагают…

– Хорошо живут, сволочи… – Андрей с завистью разглядывал чистенький участок с аккуратно скошенной травой вокруг деревьев, тщательно прополотым огородом, ровными грядками; клумбы, теплицы… и желваки играли на его скулах.

Тяжело переставляя лапы, вышел полуслепой старик Черныш, гавкнул для порядка, а когда услышал знакомый Колькин голос, приветливо помахал хвостом.

– Иди на место, Черныш! – ласково потрепал его за холку Николай.

Пес послушно отправился на веранду, лег, тяжело вздохнул и вскоре захрапел.

– Зачем они эту старую тварь кормят? Деньги больше не на что потратить? А людям, соседям например, жрать нечего! Прибить бы его вместе с хозяевами… – пробормотал Андрей.

– Пошли отсюда, – заволновался Колька: пенсионеры могли вернуться в любой момент, и ему не хотелось, чтобы они встретили в своем доме уголовника.


После очередного тоста Колька сомлел, уронил голову на стол, вырубился…

Сквозь тяжелый сон, головную боль чувствовал, как кто-то вцепился в плечо, кричал в ухо, а он не мог разлепить веки и, мотая головой, мычал что-то невразумительное.

Лишь когда на него вылили ведро холодной воды, он сумел, наконец, разглядеть участкового, кричащего в уши:

– Вставай! Ты что натворил?

– Да ничё… не творил я, – еле ворочая языком, недоумевал Колька, – спал, ничего не делал!

– Не делал? А ну пойдем! – и, схватив парня за шиворот, потащил на улицу.

Соседский участок был разгромлен: оконные стекла выбиты, теплицы поломаны, цветы в клумбах втоптаны в грязь; на веранде – жуткая картина: в луже крови вытянутое тело Черныша с раздробленным черепом и удавкой на шее, сделанной из ремня от подаренного когда-то Кольке костюма. А над ним белое, как снег, лицо соседа… и его согнувшаяся от горя, беззвучно рыдающая супруга.