Виго лишь развёл руками.
– Она из семьи ортодоксов, а те учат детей кантонскому, а не эсперанто. Общий язык Мун Хё учила уже когда покинула поселение. Ну а кантонский этот, как по мне, немного на эльфийский похож. Те тоже мягко мурлычат да мяукают что-то, не разобрать. С Ниэль только так языками чешут.
Лёха мысленно согласился. Ему не раз доводилось слышать кантонский диалект во время дружеских посиделок “за рюмочкой чая” с сослуживцами: в бригаде хватало переводчиков с китайского, они часто развлекали собравшихся забавными для русского слуха фразами. И действительно, с эльфийским языком было некоторое сходство, по меньшей мере, в мягкости звучания.
– Мун Хё, есть задание, – позвал Стриж бейджинку.
Та вскинула голову и подошла.
– Нужно поработать переводчиком с эльфийского. Справишься?
– Должна, – подумав, ответила Мун Хё.
– Отлично, – улыбнулся Лёха и направился к настороженно посматривающим в их сторону эльфам.
После сытного обеда золотыми яблоками во взглядах остроухих была, скорее, заинтересованность, а не опасение. Оно и понятно: чужаки не только вытащили их из подземелья Пауков, но и сделали это с помощью портала Древних. Да ещё и поделились бесценной амброзией.
– Думаю, нам пора познакомиться, – дружелюбно улыбнулся Стриж, остановившись неподалёку от ближайших остроухих. – Моё имя… Искандер.
Произнося это, Лёха приложил немало усилий, чтобы не засмеяться. Ещё в детстве он узнал, что это слово – арабский вариант имени Александр. Шутка была в том, что так садыки – сирийские солдаты, – называли однокашника Стрижа, бывшего их инструктором. Так Сашка из Воронежской области обзавёлся позывным, достойным персонажа “Тысячи и одной ночи”. Шутка стала вдвойне смешней, когда по возвращении домой, уже на учениях, Александра назначили в прикрытие оперативно-тактических ракетных комплексов “Искандер”.
Светить остроухим примелькавшееся в свите Лауры имя “Алекс” было бы глупо, а новый псевдоним легко запоминался, что исключало путаницу.
Мун Хё перевела слова эльфам, и один из них, переступив с ноги на ногу, неуверенно оглянулся на соплеменников, словно не решаясь что-то сказать или сделать. Наконец, собравшись духом, осторожно задал вопрос.
– Он спрашивает, кто мы, – перевела Мун Хё, хотя столь простую словесную конструкцию Стриж понял и без её помощи.
Над ответом даже думать не требовалось. Ложь про выращенных людьми детей, сбежавших от хозяев, решивших изменить расклад сил, вновь пошла в ход. И, судя по лицам навостривших уши эльфов, была принята на веру.
Расспросы Лёха начал с самого простого: кто и как попал в плен к Паукам. Ответы оказались очень полезными. Как и предполагалось, большинство были пойманы ловчими алами поднебесников. Один отряд, подобравшийся слишком близко к людям в попытке ограбить торговый караван, взяли клановые бойцы и передали Паукам, как того требует закон.
В дальнейшем выяснилось, что большинство остроухих потомков Древних вели кочевой образ жизни. Оставаться на одном месте попросту не получалось: стоило кому-то пропасть без вести, как всё племя оказывалось под ударом. Не было гарантии, что собрат стал жертвой демона, дикого зверя или несчастного случая. Слишком велик риск, что его поймали охотники на двуногую дичь, и скоро крупный вооружённый отряд явится за остальными.
Однако, существовали и племена, привязанные к своему месту обитания. Одни из тех счастливчиков, что сохранили несколько священных деревьев амброзии. Со временем их находили и порабощали, так что эльфы перешли к новой практике: основная группа кочевала, а избранные оберегали деревья и ухаживали за ними.