выяснить, являются ли они истинами. Таково ядро античного скептицизма, содержащее, вопреки мнению Гегеля, мощную эвристику, откликнувшуюся намного позже в философии Юма и Канта, – своеобразную критику чистого разума, созданную такими же, как и Кант, по иронии, «критиками чистого разума» античными скептиками. Эвристика античного скептицизма откликнулась также в феномене философии науки с рождения этого феномена в середине XIX века и по настоящее время. Можно сказать, что философия науки, представленная позитивистским, историческим, постмодернистским направлениями – это во многом не что иное, как скептицизм, частичный или полный, в отношении научной истины.

Поэтому автор предпринимает попытку рассмотреть античный скептицизм как эпистемологию – открытую времени философию человеческой рациональности. Не замеченная Гегелем эвристика этой философии была видна уже в самой системе высказываний античных скептических философов – именно в их рекомендации «воздерживаться» (от любого выбора), не имеющей смысла категорического императива (скептические философы в принципе не могли быть ригористами), но важной с точки зрения вопроса «почему». «Воздерживаться» надо потому, что мы никогда не выясним, находимся ли на правильном пути, и важно именно это осознание, которое не мешает людям проходить свой путь, но препятствует их обольщению. Эвристика – именно в этом «не обольщающемся сознании», которое не препятствует человеку жить деятельной жизнью, но жить, по словам самих античных скептических философов, подобно «мудрецу», а не «глупцу»[17].

Итак, с одной стороны, есть исследования по античному скептицизму, в которых он представлен как «историко-архивный» феномен большей или меньшей, скорее, меньшей философской значимости без сколько-нибудь внятного намека на эту философию как революционную для своего времени философию человеческой рациональности. С другой стороны, имеется масса философско-научных исследований, в сущности, разрабатывающих понятие «скептицизм» (в науке), но во многом косвенно и даже неосознанно и, соответственно, без всяких аллюзий в отношении античного скептицизма. Наконец, выше упоминался, пожалуй, единственный прецедент специальной разработки понятия «скептицизм» – в книге Р. Рихтера «Скептицизм в философии». Однако и это уникальное исследование, по крупному счету, не видит в скептицизме философию человеческой рациональности, просто указывая, что скепсис присущ многим выдающимся философским системам разного времени. Предмет данного исследования представляет новый поворот темы античного скептицизма. Эта философия целенаправленно рассматривается в качестве античного (и, возможно, первого в мировой интеллектуальной истории) опыта философии человеческой рациональности. Тем самым античный скептицизм исследуется, помимо прочего, и с точки зрения его связи с традицией философии научной рациональности (философии науки) – традицией, охватывающей период с середины XIX века по настоящее время.

Объектом монографического исследования является античный скептицизм как направление в философии и как определенный тип философского мышления; скептицизм эллинистической эпохи, представленный не только собственно скептической школой, но и другими философскими направлениями эллинизма, как ранняя форма рефлексии теоретического знания.

Предметом монографического исследования является философская и историческая эволюция античного скептицизма, его наиболее полное и завершенное воплощение в философской деятельности Секста Эмпирика, соотношение и взаимодействие онтологического, гносеологического и этического аспектов античного скептицизма; традиция эллинистического скептицизма как ранней формы рефлексии теоретического знания в ее перспективном отношении к современным эпистемологическим построениям.