– Додо, нет! Нет! Нет! Нет…
Затем – словно в голове сработал какой-то переключатель – мир завертелся в привычном ритме. Зимний сад «Жемчужины» расцвел лицами любопытных, сверху по лестнице бежали официанты. Додо, уворачиваясь от битой бутылки, двинул офицера ногой в живот. Козлов отлетел назад, официанты подхватили его под руки и наконец оттащили. В следующий миг Ада ощутила, как сильные пальцы сомкнулись на ее локте.
– Мы уходим, – повторил Додо.
Только теперь она увидела рану у него под подбородком. Осколок бутылки распорол кожу, кровь сочилась на рубашку, воротничок уже пропитался ею и из белого сделался ярко алым.
От потрясения и чувства вины Ада не могла вымолвить ни слова, лишь протянула своему спасителю носовой платок.
– Ерунда, царапина, – буркнул Додо, но платок всё же принял и прижал к подбородку.
Взволнованная Маруся ждала у дверей гардеробной. При виде залитой кровью рубашки с ней приключилась истерика, так что Аде и Додо пришлось совместными усилиями впихивать девушку в беличью шубку и вести на воздух. Перед рестораном толпились извозчики. Додо нанял первого не торгуясь, забрался в сани после своих спутниц, и лошадки резво понеслись по Приморскому шоссе навстречу февральской ночи.
Полдороги Маруся всхлипывала и икала, а Додо и Ада, прижатые друг к другу, не смели лишний раз пошевелиться. Он комкал в руках запачканный кровью платок, она смахивала с варежки невидимые снежинки. Никто не произнес ни слова.
Уже на даче, подходя к флигелю, Додо остановил Марусю:
– Мария Николаевна, прошу, не говорите матушке, что я был в «Жемчужине». Забудем о случившемся. Про царапину, коли спросят, скажу, что порезался, когда брился. Могу я надеяться на ваше молчание?
Девушка кивнула и побрела по дорожке к чижовскому дому. Два неподвижных силуэта оставались на крыльце, пока она не скрылась из виду.
– Вы ведь ради меня попросили Марусю молчать о том, что произошло в ресторане? – едва слышно произнесла Ада. – Что бы подумала Ванда Федоровна, когда б узнала, что мое легкомысленное поведение стало причиной драки! Я бы не смогла долее оставаться на «Вилле Рено».
– Ошибаетесь, – глухо ответил Додо, – я забочусь о себе, а не о вас. Если вы уедете, мне придется одному петь весь концерт, а это смерти подобно.
Ада попыталась разглядеть в темноте его лицо, желая понять, шутит он или нет, но Додо быстро отвернулся к двери. Они вошли в темную гостиную, пересекли ее и поднялись на второй этаж.
– Окажите мне услугу, Ада Михайловна: принесите то, что спрятано у вас в комоде, – с этими словами он скрылся в своей комнате.
Заговорщики
Ада сбросила пальто, подошла к раковине и умыла лицо холодной водой из кувшина. Она постояла с минуту, прижимая ладони к щекам, потом решительно повернулась к комоду. В глубине нижнего ящика пальцы нащупали бутылку. На ней не было никаких этикеток, и об изготовителе, как и о качестве содержимого, оставалось лишь гадать. Ада вздохнула. Прежде чем задвинуть ящик, она выудила из его недр свежий носовой платок.
Брискин распахнул дверь на ее стук и отступил назад, впуская девушку. Ада словно увидела свою комнату в зеркальном отражении. Сходство усиливал царящий здесь идеальный порядок, нечасто свойственный одиноким мужчинам. Додо, в рубашке с расстегнутым воротом, стоял возле умывальника, на его лице и шее блестели капли воды, розовые подтеки расплывались на мокрой ткани на груди.
Не успела Ада рассмотреть порез, как Додо выхватил из ее руки бутылку, откупорил, плеснул мутноватую жидкость в стакан и залпом осушил его. Потом налил снова и поднял глаза на свою соседку, как будто удивившись, что она всё еще тут.